Так или иначе, по меньшей мере, два глобальных международных события – первая мировая война и большевистская революция инициировали глубочайший кризис самых оснований «левой» идеологии и стратегии, заставили теоретиков пересматривать привычные ориентиры и подвергать прежние компоненты философского багажа перманентному переформулированию. В начале ХХ в. теоретический интерес «левых» все больше начали привлекать насущные проблемы экономического и политического положения в мире, а конкретная акция и реальное действие стали одним из основных способов найти достоверные критерии правильности или ложности тех или иных воззрений. Основной причиной трансформации целостного мировоззренческого спектра в конгломерат изолированных, адаптирующихся к конкретным обстоятельствам, идейно конвертируемых сентенций, стала отнюдь не интеллектуальная и экзистенциальная реакция «левых» на глобальные международные изменения, а организационно-партийное оформление философских течений. Причем этот процесс взрывообразного развития новых идейных направлений, их дальнейшей дифференциации в соответствии с политическими позициями развивался с все увеличивавшейся интенсивностью. «Левая мысль» утрачивала свой монолитный облик, распадаясь на множество идейных направлений, каждое из которых, гипостазируя себя в некую абсолютность, со всей очевидностью демонстрировало свой частичный характер. Мышление «левых» все больше превращалось из диалектического и преодолевающего противоречия в прямолинейное и догматическое. «В чистой теории могут мирно сосуществовать друг с другом самые разнородные воззрения и направления, а их противоречия – принимать лишь форму дискуссий, которые спокойно могут разыгрываться в рамках одной и той же организации, не взрывая ее изнутри; в то время как те же самые вопросы, будучи обращены в организационную плоскость, выступают как жестко очерченные, исключающие друг друга направления», – писал в начале 20-х гг. ХХ в. один из будущих основоположников «западного марксизма» Г.Лукач.[21]
Идеологическая дивергенция «левых» во второй половине ХХ в.
В новых политических условиях субъектами «левых взглядов» в большей степени становились уже не отдельные теоретики, а целые направления политической мысли, нередко представлявшие точку зрения политических партий и организаций. Гибкость партийной тактики, ее способность к изменению и адаптации диктовала вытеснение развернутых философских доктрин эмпирическими исследованиями, служившими идеологическим оправданием «реальной политики».
Все большую популярность стала приобретать социал-демократия, действовавшая в рамках сложившейся политической культуры, предполагавшей полное изъятие радикальных установок из партийных программ. Одной из главных теоретических платформ этих партий стала доктрина австромарксизма, чье появление ознаменовало окончательное расхождение социал-демократической и коммунистической версий марксизма. Следуя традициям европейского «левого» реформизма, австрийские социал-демократы отвергли большевистскую диктатуру и разработали собственную концепцию, целью которой, по словам одного из основных теоретиков этого политического направления О.Бауэра, стало «целеустремленно, шаг за шагом постепенно строить социалистическое общество».[22] В случае прихода к власти австромарксисты намеривались использовать демократические методы управления в противовес большевистской диктатуре, а основные реформы направить на преодоление капиталистической модели роста без разрушения производственного аппарата, создание системы дифференцированных налогов (в первую очередь с состоятельных граждан и владельцев крупных форм собственности), расширение сфер здравоохранения, образования и социальной защиты, развитие профсоюзного движения, отстаивание суверенитета потребителей, блокирование тенденции к экономической и политической маргинализации масс.
20
«Большевизм победил в России, но социализм потерпел там поражение» (Каутский К. Терроризм и коммунизм. // http://www.politstudies.ru/fulltext/1991/2/16.htm, 12.05.2004).