- Курите? - предложил он.
- Я курю свои, - сварливо ответил Козырев, возвращая корреспондентское удостоверение. Он сунул в зубы сигарету и полез в карман за зажигалкой. - Что вы хотите знать?
Стасик поднес ему огонёк и спросил:
- При каких обстоятельствах был обнаружен расчленный труп?
- Одна бабка минут двадцать назад из соседнего дома решила мусор выбросить. Увидела около жбана собаку, которая грызла кусок ноги. Кусок - от колена и ниже. Позвонила в милицию. Вот и все.
- Кроме ноги еще что-нибудь нашли?
- Кисть правой руки... Туловище... Мужское... Лет сорока-пятидесяти. Судя по татуировкам, он несколько раз побывал в местах лишения свободы. Больше ничего сказать не могу.
- Какие у него татуировки - погоны, звезды, восходящее солнце?
- Не имею права.
- Голову нашли?
- Пока нет.
- В соседних домах жил кто-нибудь, недавно вернувшийся из зоны? Или, может, гости приезжали?
- Мы с участковым сейчас проверяем это методом поквартирного обхода... Все, Станислав Алексеевич. Интервью закончено. И - никаких ссылок на меня!
- Само собой!
"Классный репортаж получится!» - подумал Стасик, вылезая из закутка и присоединяясь к зевакам. Апатия и упадок сил ушли в небытие.
Конченый, блин, трудоголик!..
Глава пятая
Как и в те годы, когда Саша Бобров был рядовым инженером конструкторского бюро, он жил на улице Добровольского, что в Северном жилом массиве.
Со стороны посмотришь – самый обычный дом, безликая панельная девятиэтажка. Верно говорят, что не место красит человека, а человек – место…
Поднявшись на этаж, Чернощеков надавил кнопку на домофоне, вмурованном в стену рядом с дверью. Вспыхнул красный огонек, и из зарешеченного динамика прохрипел голос:
- Че надо?
- Саша Бобров дома? - спросил гендиректор "Щита". - Это Чернощеков.
- Сам вижу, что Чернощеков... - буркнул голос. Это был охранник. - Его нет. Часов в десять приди.
- Позвони ему! - сказал Чернощеков.
- Уже пытался, - был ответ. - Он находится в зоне неустойчивого приема. С ним нет связи.
- Ну, сбрось на пейджер!
- У него нет пейджера. Я тебе русским языком говорю: он будет в десять!
- Передай, что я приходил. Как объявится, пусть позвонит. Это очень важно!
- Хорошо, - процедил голос, и красный огонёк погас.
- Непруха попёрла, - сказал Кислинский.
Чернощеков не ответил. Его прошибло потом. Так страшно ему было только один раз в жизни: когда взвод, которым он командовал, попал в окружение, шансов на то, чтобы вырваться, практически не было, и душманы обещали солдатам, что отпустят всех живыми, если они отдадут голову командира... Соблазн был слишком велик.
- Что будем делать? - спросил Кислинский.
- Завещание писать, - рявкнул Чернощеков. - Да Богу молиться!
Они вышли из дома и сели в машину. Директор глянул на часы. Начало восьмого. Пора принимать решение, времени больше нет… Он извлек из кармана мобильник.
- Здорово, Шерхан. Это Чернощеков.
- Ну, привет, если не шутишь, - медленно произнес Шерхан. - Что хочешь сказать хорошего?
- Вези бабки. Я согласен.
- Давно бы так... Бабки готовы. Тебя ждут.
- У тебя в восемь, кажется, стрелка забита с Каблуком...
- Вот сучара! - буркнула трубка. - Язык как помело... А что такое?
- Ну, если вопрос решен, то надобность в встрече отпала. Позвони ему.
- Ни фига! - сказал Шерхан. Как отрезал. - Стрелка состоится даже при нелетной погоде. Этому сучонку надо вправить мозги. За бабками как - сам зайдешь или тебе привезти?
- А вот на стрелке и передашь, - ляпнул Чернощеков. Мгновение назад он хотел сказать совсем другое.
Шерхан фыркнул.
- Место и время знаешь?
- Да.
- Ну, тогда я не прощаюсь... Еще увидимся.
В трубке зазвучали короткие гудки. Чернощеков бросил телефон на колени и утерся носовым платком. Платок сразу сделался хоть выжимай.
- Это ты напрасно, - сказал Кислинский.
- Сам знаю. Поехали в агентство.
***
- Ты просёк, Макс? - спросил Шерхан, закрывая на своем мобильнике крышку.
Вопрос относился к парню, бритому до синевы и поразительно похожему на артиста Юла Бриннера. Парень сидел, развалясь в необъятном кожаном кресле. Шерхан обожал номера люкс отеля "Интурист".
- Черный спёкся, - сказал Макс.
- Еще нет, - сказал Шерхан. - Но начинает. Месяца через два он будет в подземном переходе милостыню просить. Если я, конечно, разрешу... Позвони Вано. Пусть несет бабки.