Французская народная партия имела ряд существенных особенностей, отличавших ее от других фашистских партий и даже вызывавших сомнения многих исследователей в природе этой организации. Среди таковых необходимо выделить факт весьма дружественных отношений, поддерживаемых организацией Ж. Дорио с Французской компартией и Коминтерном [192]. Помимо этого отметим, что французские фашисты не только тесно сотрудничали как с левыми силами вообще, так и с коммунистами в частности, но и принимали участие в деятельности Народного фронта [193]. Одновременно с этим они поддерживали стачечную борьбу рабочих за свои права и принимали активное участие в организации забастовок, что и обуславливало высокую популярность партии среди пролетариата: в 1939 году она на 3/4 состояла из рабочих, а наибольших электоральных успехов сторонникам Ж. Дорио удалось добиться в нищем парижском пригороде Сен-Дени, где и был размещен впоследствии главный партийный штаб [194]. Указанный пригород был даже упомянут в партийном гимне: «Debout Français, Saint-Denis te tend la main!» [195].
27-28 июня 1936 года в Сен-Дени прошел первый учредительный съезд Французской народной партии, где была обнародована программа оной, оказавшаяся весьма и весьма левой как в экономических, так и в политических аспектах. Партия выступала против любых форм военной агрессии, а равно с тем критиковала политику наращивания военных расходов, объявляя пацифизм неотъемлемой частью своей идеологии. В этом отношении занятным смотрится факт того, что сторонники Ж, Дорио ставили коммунистам в вину пособничество стремительной милитаризации французского общества и государства, стыдя их как «партию войны» [196]. Не менее интересным выглядит и то, что французские фашисты изо всех сил стремились дистанцироваться не только от радикального национализма в духе А. Гитлера, но и от весьма умеренного гражданского патриотизма, которому в те годы был особенно подвержен М. Торез [197]. Помимо этого Французская народная партия ставила себе в задачи «совершение национальной и социальной революции», «учреждение государства всеобщего равенства» и даже «уничтожение частной собственности» [198]. Особо интересно в этом отношении смотрится то, что во все том же 1936 году Коммунистическая партия Франции убрала из своей программы все заявления о совершении социалистической революции, а равно с тем пункты об уничтожении частной собственности [199].
Левый фалангизм в Испании [200].
В истории испанской революции и последующей затем Гражданской войны особенно интересным сегодняшнему исследователю представляется выяснение роли фалангизма как политического направления. Данное течение политической мысли на протяжении многих лет в нашей стране не подвергалось существенному изучению, несмотря даже на традиционно высокую степень интереса советской науки к событиям испанской революции. За весь советский период не было написано ни одного пристойного исследования фалангизма, опыт его не был как следует проанализирован, а потому следует говорить о тотальной неизвестности его тогдашнему читателю. Так, Большая советская энциклопедия, традиционно всегда снабжавшая обращавшихся к ней необходимым количеством ссылок на научную литературу, в статье об испанской «Фаланге» не приводит ни одной [201]. Все это указывает на то плачевное состояние неизведанности фалангизма в нашей стране. Так, лишь в самое недавнее время небольшим правым издательством «Тотенбург» был выпущен сборник работ Хосе Антонио Примо де Риверы «Стрелы фаланги» [202]. Несмотря на весьма хорошую полиграфию, данное издание в научном отношении совершенно неудовлетворительно. Постоянные опечатки, неточности и ошибки переводчика, вызванные его непрофессионализмом, отсутствие научных комментариев и прочие пороки делают данную книгу совершенно негодной для исследователя. Это издание, однако, и поныне остается единственным источником информации для российских граждан о той деятельности, что развертывалась некогда под руководством этой политической партии в Испании. Полагая необходимым хоть в некоторой степени заполнить образовавшийся таким образом проблем, я выступаю ныне с докладом, посвященным левому крылу испанской «Фаланги», сам факт существования которого и поныне остается неизвестным даже многим специалистам по испанской новейшей истории в нашей стране.
В первую очередь процесс освящения истории левого направления фалангизма в Испании закономерно следует начинать, вне всяких сомнений, с изучения того социального контекста, что был непосредственной причиной зарождения данного политического течения.
Испания же на интересующий нас момент своей истории представляла собой зрелище поистине душераздирающее. Вообще же, это иберийское государство неустанно переживало всевозможные потрясения на протяжении всего XIX века. Испания XIX века представляла собой своеобразный европейский заповедник всех пережитков средневекового прошлого, где даже в самом конце столетия по-прежнему царили крупные феодалы, зверствовала инквизиция, а промышленность не развивалась [203]. Что говорить до форм собственности, то Земля у феодалов была изъята лишь республиканским правительством в 1936 году [204]. Вместе с феодальной собственностью продолжали сохраняться и различные пережитки крепостного права и личной зависимости крестьян, также отменённые лишь республиканцами [205]. Инквизиция сохраняла положение государственного института и продолжала карать неугодных вплоть до 1834 года [206], хотя сжигания ведьм прекратились еще в 1814 году (словом, к тому времени Испания была последней страной, где эта практика еще действовала), хотя протестантов продолжали сжигать и после этого. Последнего еретика в Испании сожгли в 1826 году [207], а запрет на религиозные преследования был введён лишь в 1868 году [208].
В руках церкви находилась также вся цензурная политика [209] [210], все без исключения образовательные и медицинские учреждения [211]. Надо отметить, что Испанская цензура, находившаяся под неусыпным контролем инквизиции, отличалась своей абсолютной непробиваемостью, несравнимой даже с российскими цензурными законами того времени. Так, вплоть до 1936 года в Испании были запрещены не только сочинения Карла Маркса и других социалистов, но находились под запретом труды Адама Смита, Руссо, Вольтера и других просветителей. Под запретом находились даже вроде бы совсем безобидные работы Локка и Гегеля [212]. Экономика Испании выглядела не менее печально: наполеоновская оккупация, потеря южноамериканских колоний, целая череда гражданских войн и революций, не приводивших ни к какому социальному прогрессу, – в конце концов разорили и опустошили это некогда богатое государство. Испанские феодальные элиты видели угрозу своей власти в развитии промышленности, а потому вынудили Изабеллу II подписать в 1833 году специальный закон, вводивший жесткие квоты на промышленную деятельность [213]. Словом, даже и без этого закона испанское производство развивалось весьма плохо по причине сохранения феодальных пережитков. К числу оных принадлежат законодательно установленные монополии, цеховая организация ремесленного производства в городах, бесчисленные налоги, внутренние таможни, а также прочие тормозившие промышленность обстоятельства. Так, рабство в Испании официально было запрещено лишь в 1886 году [214]. Особо губительным для испанской промышленности было то, что государство ещё со времён Войны за испанское наследство было находилось в зависимости от Великобритании. Мирный договор 1714 года развешал англичанам беспошлинно ввозить свои товары в Испанию, что фактически убило зарождавшуюся здесь промышленность. Ещё более усугубилась зависимость Испании после Наполеоновских войн, когда англичане предприняли несколько интервенций на территорию Испании с целью освобождения её от французов. Об уровне развития экономики страны свидетельствует уже то, что голод как массовое явление был окончательно побеждён лишь после Второй Мировой войны.