Сначала на лице Некипелова появилось знакомое — «час от часу не легче», но оно тут же сменилось другим, искусным выражением мягкого укора. Такую игру смешанных чувств не раз наблюдал Строев у наштадива, однако сейчас он подивился его мимикрии. Артист да и только.
— Какой вы, Иван Григорьевич, затворник, а! — действительно с тонким артистизмом заговорил начальник штаба. — И любите же вы преподносить сюрпризы.
— Оставим, товарищи, этот разговор, — сухо сказал Строев.
— Когда поедешь к нему? — уже деловым тоном спросил комдив.
— Можно выехать завтра.
— Нет, зачем же, поезжай сегодня. Не надо откладывать. Возьми мою машину — и в путь-дорогу. Вернешься, тогда я отправлюсь на денек в Будапешт. Надо посмотреть, как там, что там. Кто-нибудь попросит после войны рассказать о Будапеште, а я видел его только на фотографиях. Стыдно будет. Раз дивизия попала в будапештский приказ товарища Сталина, надо хотя бы побродить по городу на правах туриста. Как ты считаешь?
— Верно.
— Так вот и воюем: вокруг да около столиц! Бухарест обогнули стороной, Софию — тоже, в Белграде побывали после шапочного разбора, а вместо Будапешта угодили под Секешфехервар. — Он разговорился, прочно оседлав своего любимого конька.
Строев выехал под вечер. Быстроходный «оппель» азартно, с норовом бежал по накатанной дороге, как застоявшийся в станке призовой рысак. Дорога разматывалась по берегу Дуная, где часто попадались за кюветами, в упор расстрелянные «тигры», простые и «королевские», вперемешку с «фердинандами», «пантерами» и прочими диковинными экземплярами из танкового з о о п а р к а Гитлера. Навстречу и в обгон шли грузовики, санитарные машины, виллисы. На шоссе было очень оживленно. Но это оживление вовсе не походило на то, которое предшествует наступлению на фронте, когда идет массовая перегруппировка войск с ее вечными заторами и пробками на перекрестках, у мостов, при въездах в села, запруженные автомобильными обозами. Это было совсем другое. Да, и на войне случаются такие вот деньки, после только что одержанной победы, когда на всех большаках никто не думает о маскировке, не поглядывает в небо, — противнику сейчас не до того, противник не опомнился еще от последнего удара. И победители шлют в армейский тыл порожние грузовики за продовольствием, боеприпасами, снаряжением, а оттуда, из войскового тыла, едут, едут в линейные дивизии и на притихшую передовую офицеры-операторы, офицеры связи, артснабженцы, трофейные команды, военные корреспонденты. Всяк хочет побывать на переднем крае в это междубурье, чтобы потом, при случае, сказать, что и он тоже облазил все траншеи такого-то полка такого-то знаменитого гвардейского соединения. Ну и, конечно, боевые командиры, в честь которых недавно прозвучал приказ Верховного, торопятся взглянуть на очередную европейскую столицу. Оттого и празднично сегодня на придунайском тракте. Люди в такие дни становятся добрее, внимательнее друг к другу, учтиво уступают путь и, как старые знакомые, приветственно машут встречным в ветровые стекла. Победа сама регулирует движение, и девушкам-регулировщикам вольготно нести службу: столько улыбок со всех сторон, что как ни старайся быть серьезной на посту, обязательно улыбнешься кому-нибудь в ответ, позабыв про свои флажки.
Строев приехал на командный пункт Толбухина уже ночью. Разыскал коменданта, чтобы где-то остановиться до утра.
— Нелегкая задача, товарищ полковник, — сказал майор. — Буквально все забито. А вы к кому?
— Я прибыл по вызову маршала, — для пущей важности подчеркнул Строев. (Не ночевать же ему с шофером под открытым небом, хотя на дворе и весна, теплынь.)
— Минуточку, товарищ полковник. — Очень молодой, щегольски одетый штабной майор позвонил адъютанту командующего, доложил о его приезде. — Есть, будет исполнено, — коротко бросил он в трубку и быстро повернулся к Строеву: — Идемте, товарищ полковник, я вас провожу.
— Мне только до утра, на одну ночь, — говорил, будто извиняясь, Строев.
— Маршал ждет вас, товарищ полковник.
— Как, уже?
— Вы не знаете нашего маршала. Если он вызывает кого-нибудь с передовой, то, будьте уверены, примет незамедлительно. Маршал у нас такой. Убедитесь сами. — Комендант увлекся, расхваливая командующего.
«Вот-те раз, это я-то не знаю Федора Ивановича! — охотно слушая его, думал Строев. — Да ты, майор, еще под стол пешком ходил, когда мы познакомились. А может, верно, не знаю? В самом деле? Ведь с тех пор прошла вечность! Тогда он командовал дивизией, а теперь командует фронтом. Как же они встретятся сейчас? Что скажут друг другу? Ну-ну, полковник Строев, возьми себя в руки. И, пожалуйста, без всяких сентиментальных штучек. Ты солдат. Встречаешься с солдатом. Тут неуместны ни жалобы, ни зависть к старшему. Солдаты сначала встают в строй по тому ранжиру, который определяет с завидной точностью старшина-сверхсрочник (у бывалого службиста глаз наметанный), ну, а потом все будет зависеть от самого тебя — на каком ты окажешься фланге под конец. Так что действительно не нужно завидовать друг другу, хотя и есть еще на свете тот, главный старшина — военная судьба: она у каждого своя. Опять ты, Иван, ударился в интеллигентщину? Довольно, хватит! Ты солдат, идешь к старому солдату. Вот и все. Так будет проще».