— Нет-нет, ни в коем разе! Мы подготовили контрудар наверняка.
— Ну, смотрите, спрос-то будет с вас.
— Есть, слушаюсь, — обрадовался командарм.
Толбухин положил трубку. В широкое венецианское окно его рабочей комнаты уже струилась тихая синева мартовского утра. Пехота, наверное, зябко разминается в траншеях, поглядывая в небо: какой будет день — летный или нелетный? А ему, командующему фронтом, наконец-то можно и забыться на часок, до первых раскатов утренней канонады. Только на час, не больше. Придет же такое время, когда он отоспится вдоволь. Ничего бы на свете сейчас не надо, лишь бы выспаться. Но теперь уже эта роскошь не за горами.
Каждое утро Строев чутко прислушивался к тому, что делается на юге. И когда до горного местечка долетал орудийный гул, он сердито чертыхался и шел в оперативное отделение штаба. Дивизия по-прежнему стояла на отдыхе в тылу, в стороне от развернувшихся событий, в которых она не могла участвовать, находясь теперь в составе войск Второго Украинского фронта. Строев больше всех переживал, что на долю Толбухина опять выпали такие испытания, и внимательно следил за ходом оборонительных боев — там, в междуозерном дефиле Балатон — Веленце. Когда кто-нибудь приезжал из штаба армии, он сейчас же принимался расспрашивать, что нового у б о л ь ш о г о с о с е д а — на Третьем Украинском. Однако офицеры связи да и старшие офицеры в е р х а сами толком не знали подробностей и лишь пересказывали то, что коротко сообщалось в сводках Совинформбюро, которые он слушал каждый вечер по, радио.
А генерал Бойчевко по-своему расценивал повышенную заинтересованность полковника Строева в делах б о л ь ш о г о с о с е д а слева. Комдив был почти уверен, что его заместитель со дня на день ждал обещанного Толбухиным назначения, а тут вдруг все личное отодвинулось на задний план, когда немцы начали новое наступление в районе Балатона. Правда, Строев сказал ему, что он никуда не собирается уходить из своей дивизии, но разве о таких вещах говорят заранее. Нет, Бойченко уже не сомневался в том, что они в скором времени, конечно, расстанутся. Ну, может, несколько затянется решение этого вопроса, потому что корпус и дивизия переданы другому фронту. Допустим. Но Толбухину ничего не стоит взять трубку и позвонить Малиновскому. Уж как-нибудь два маршала сумеют договориться о перемещении по службе одного полковника.
Откровенно сказать, ему, Бойченко, вовсе не хотелось отпускать куда-то там своего помощника. Жили они, положим, не очень дружно, иной раз даже схватывались на равных, и все-таки для него, генерала Бойченко, полковник Строев многое значил. Однажды, под настроение, он сказал ему: «Ты, Иван Григорьевич, моя походная полевая академия». Потом он пожалел, что так сказал, когда их ловко столкнул лбами из-за пустяка начальник штаба. Но если быть честным, Строев редко оказывался неправым. А Бойченко гордился своей честностью, хотя и ловил себя иногда на излишнем тщеславии. Особенно задело его то, что недавно-стало известно о награждении Строева орденом Красного Знамени. Это уже было прямым укором ему, командиру дивизии, который вроде бы до сих пор сам не позаботился об этом. Он тут же сказал, оправдываясь: «Я хотел представить тебя к «Знамени» еще в Югославии, но в отделе кадров штарма меня не поддержали». Строев промолчал.
«Да что он за человек, в конце концов? — все чаще теперь задумывался Бойченко. — Откуда у него это равнодушие к славе? И что означает строевская фраза о том, что он «никуда не собирается уходить из своей дивизии»? Положим, в самом деле, не собирается, но тогда, может, терпеливо ждет, когда его назначат командиром? Эта мысль явилась ему вчера, и он поразился собственной догадке. Как же он не подумал о таком варианте раньше? Ведь не исключен и подобный вариант: человек с высшим военным образованием, кадровик, полковник, без пяти минут генерал, становится по праву генералом и принимает дивизию — от кого? — от самого обыкновенного запасника и выдвиженца. Есть тут логика? Помилуйте, конечно! Тем более, что скоро победа, а в мирное время запасники кому нужны, — разве лишь военкоматам. Кадровики начинают войну, и кадровики ее заканчивают».
Эти рассуждения, подогретые еще и самолюбием, окончательно лишили Бойченко покоя. И когда сегодня приехал генерал Шкодунович, он решил, что надо ждать каких-то важных перемен в дивизии.
— Кстати, а где Строев, наш именинник? — спросил комкор.
— Вызвать в штаб?
— Пригласите, Василий Яковлевич.
Он даже почувствовал какой-то упадок сил, но и виду не показал, что волнуется.