Дамир! Почему ты не со мной?
Довольно! Набрав горячей воды в огромную ванную, больше похожую на бассейн, я погрузилась в приятно пахнущую пену и закрыла глаза. Все потом. Сейчас просто вода, пена и одиночество.
Меня бесцеремонно выдернули из объятий сна, попросту вынув из ванны, и только сейчас я поняла, что слегка замерзла. Вода давно успела остыть и сейчас я стояла обнаженная, под невозмутим взглядом Виларда, который и не думал отворачиваться. Мне казалось, что его взгляд материален, и я вот-вот почувствую его касание на своей коже. Наконец, потеряв терпение, я грубо выдавила:
– Полотенце!
Он подошел к шкафчику, встроенному в стену и не глядя, вытащил оттуда длинное широкое полотенце, которым кинул в меня. Я тут же поспешила завернуться, все еще ощущая всем телом легкую дрожь.
– У тебя есть пара часов. Отдохни. Одежду тебе принесут, – холодно произнес Вилард и, наконец, оставил меня одну.
Я оглядела свое новое одеяние: узкие черные брюки, облегающие тело как вторая кожа, футболка с длинным рукавом и длинное черное полупрозрачное платье с воротником стойкой. На голове никаб – головной убор, закрывающий лицо с узкой прорезью для глаз.
Чтобы скрыть свою личность, на публике мне предстояло появиться в образе карисиянки – жрицы культа, получившего широкое распространение в одной из колоний Союза. Широкой общественности было неизвестно, какому именно божеству служит культ, да это мало кого интересовало. Планета Кариссия никогда не выражала намерений отколоться от Союза, а жрицы Карри-с демонстрировали готовность к сотрудничеству и межконфессиональной дружбе, периодически посылая в большой мир своих представительниц. Их порыв был отмечен и оценен правящими кругами, планета являлась чем-то вроде маленького рая для тех, кто жаждал получить несколько чувственных уроков, а по мне, так просто одним большим борделем. Ведь именно на этой планете воспитывались любовницы для высших чинов Союза. Или, как они себя именовали, используя термин старой Земли «гетеры».
Скрыв свое лицо под непрозрачной тончайшей материей, я успокаивала себя лишь тем, что не каждый даже на Хаумее может позволить себе оплатить услуги карисиянки, следовательно, я могу не беспокоится о случайном разоблачении. Когда я, не сдержавшись, поинтересовалась у Виларда сутью взаимоотношений гетеры и ее нанимателя, он лишь загадочно улыбнулся и промолчал. А я еще больше покраснела под дорогим покрывалом, вспоминая эпизод в ванной. И чего он этим хотел добиться? Если окончательно смутить, то у него все получилось.
Хаа-рашс, рост и телосложение которого скрыть было практически невозможно, взял на себя роль телохранителя, принадлежащего к касте воинов-ортегов. Им дозволялось скрывать свои лица и тела, а также пользоваться любым оружием для защиты принципала.
Адриан особо не таился, облачившись в удобную одежду темного цвета и вооружившись блейсером. Мы застыли посреди номера и переглянулись. Не было необходимости повторяться. Все знали свои роли. Только, похоже, неловкость и смущение под прицельным взглядом Виларда испытывала я одна.
Скорей бы ночь.
Коган сделал знак молчать, и тенью двинулся по коридору. Я невольно позавидовала его способности передвигаться бесшумно, несмотря на комплекцию. За ним последовал Вилард, а после я. Моя сердце колотилось от волнения, терпение было на исходе. И все же я доверилась опытному воину, который доказал свое умение, проведя нас незамеченными в охраняемый дворец адмирала. Несколько поворотов, и мы оказались у двери, за которую вряд ли мог бы проникнуть обычный вор, или убийца. Думаю, адмирал Крэйг защитил себя от всех известных ему опасностей. Не учел лишь одного. Меня.
Хаа-рашс провел рукой перед запертой дверью, и она приоткрылась с чуть слышным щелчком. Затаив дыхание, я медленно вошла в небольшую комнату с расположенными друг напротив друга дверьми. Судя по всему, одна из них вела в спальню, другая в кабинет. За которой из них находится Крейг? Учитывая, что сейчас далеко за полночь, бравый адмирал давно спит, и если у него есть совесть, видит кошмары. А если все еще работает? Лишняя секунда нашего пребывания делала миссию все более рискованной, а шум мог привлечь нежелательное внимание.