Не остановил, не подумал, не помог…
Смерть Веля — его вина.
Старейшина Мирил видел, что творится с сыном, но полагал, что разговаривать с ним еще рано. Мальчишка же…
Глупый, бестолковый мальчишка, как и все его приятели. Все им кажется, что они сейчас одной левой дракона за хвост, одной правой крейсер об метеорит, что ногой махнут — ша-эмо разлетятся…
И думают они, что бессмертны, и не понимают ничего ни о своей, ни о чужой жизни.
Нет, не понимают…
А она короткая, она конечная. И сам пропадешь, и друзей подведешь.
Старейшина Мирил понимал, что может погибнуть дерево. Но тогда из семян поднимется новый лес.
А как быть, если выжигают семена? Вот этих? Молодых, зеленую поросль? То-то и оно…
Пусть Элран подумает еще. Умнее будет. Но если вопрос был задан…
— Пап, зачем она приходила?
— Она нашла для нас новый мир. Но пока молчи об этом.
Врать сыну старейшина не хотел. Да и нет в этом ничего секретного. Как Мирил и предполагал, сын аж подпрыгнул.
— Новый мир⁉ Пустой⁉
— Нет. Там живут лю-ди. Че-ло-ве-ки.
— Ша-эмо?
— Королева сказала, что нет. Они похожи, но эти лучше…
— Такие бывают? — засомневался Элран.
Мирил подумал, что размышления пошли сыночку на пользу. Уже не рубит сплеча. Уже спрашивает, думает, пытается что-то узнать, уточнить…
— Они тоже отравлены техникой. Но у них есть Лес. И они пытаются его беречь.
Элран кивнул.
Ага… видимо, и так бывает. Когда на распутье? Между даэрте и ша-эмо?
— А мы там… нас примут?
— Королева не поведет нас в неизвестность. И на смерть не поведет.
Элран помялся немного. И спросить хотелось, и совесть не позволяла. Старейшина только улыбнулся.
— Если выздоровеешь — отправишься в первой волне. Понял?
И увидев, какими огнями вспыхнули глаза сына, подумал, что все правильно. Элран ощущает свою вину за смерть Шавеля. Оставить его сейчас себя поедом есть?
Так и скушает, не подавится. Совесть — она хуже короеда источит.
А в другом мире, в центре событий, он и при деле будет, и как бы вину перед другом искупать станет… все правильно. Выздоравливай, сынок. И — вперед.
Родители ведь не станут детей при себе держать безотрывно. Но подстраховать?
Это святое.
Оляша чувствовала себя странно.
Впервые она была полностью трезвой. За столько-то лет!
Непонятное ощущение. Неприятное?
Не понять…
Денег у нее закономерно не было, в автобус ее не пустили — пахла она так, что голуби за три метра разлетались, а уж эти «короли помоек» к любым запахам привыкли. Оставалось идти пешком.
А это долго…
Барск город немаленький, да еще таежный, и расстояния там соответствующие. Из одного квартала в другой можно часа два идти, если ножками. А Оляшке не один квартал нужен был.
Да и…
Салея убрала удовольствие от алкоголя. Но лечить последствия его приема она и не подумала.
А зачем? Вот просто не пришло в голову, да и сил на это нужно больше, и времени, и… зачем?
Лечат тех, кому это надо. А если человек продолжит себя разрушать, стоит ли ему помогать? Пусть сначала докажет, что он нормальный!
Так что у Оли болело все. От ног до ушей.
Посидеть, что ли, вот, на остановке? Она и пустая почти, сидит на скамеечке малявка, книжку читает. Явно же школьница, может, ей лет десять или около того. Забавная такая, со светлыми косичками и в красной курточке.
Никакого умиления у Оляшки не возникло. И с дочкой она эту школьницу никак не соотнесла. Если уж вспоминать, Таня для нее всегда была обузой. Надоедой.
Помехой, которая не давала устроить свою жизнь так, как нравится.
Маркером — ей уже не семнадцать! У семнадцатилетней девушки не может быть взрослой дочери…
Тошно, скучно, тоскливо…
Таню она не любила.
Но это ж дочь! И родную мать она не выгонит! Обязана помочь! Оля, вот, не сдала ее в приют, кормила-поила, одевала, крышу над головой дала… чего еще надо? Вот пусть дочка и заплатит добром за добро!
Ноги гудели.
Оля смотрела по сторонам, ожидая, пока снова сможет встать и пойти. Может, потому она его и заметила.
Что уж случилось с водителем маршрутки? Она не знала. Только за стеклом никого не было, а маленький белый фургончик ехал прямиком на остановку, и тормозить не собирался.
И…
Заденет и ее, и девчонку.
Не увернуться. Не удрать.
Только вот думала об этом Оля, уже летя к девочке в таком великолепном прыжке, которого и Лев Яшин не постыдился бы.
Врезалась, отбросила в сторону, а сама уже не успевала, буквально метр, буквально одно усилие, но искалеченные алкоголем мышцы не справились.
Сильный удар.
Ослепительная вспышка.
Темнота…
— Как ты думаешь, я не зря им помогла?
Вечером Таня и Салея гуляли с Гномом. Шли по переулкам, по промышленной зоне — Гном не возражал. Обнюхивал столбики, оставлял информацию для других собак…
Можно бы и поближе к людям, но ротвейлер же…
Поди, объясни человеку, что это совершенно не обязательно собака-убийца, или страшное злое чудовище. Что от иного двуногого хомо сапиенс вреда побольше будет.
Бесполезно.
Просто — нереально. И отбиваться от налетающих «борцунов» за права всего человечества в своем лице тоже неохота. Считай, вечер испорчен.
Проще гулять там, где потише и спокойнее.
— Я думаю, не зря, — честно сказала Таня. — Самое главное в медицине — определить болезнь. Лучше на ранней стадии и правильно, тогда и вылечить ее можно. Практически всегда.
— Теперь они смогут. Не сразу, конечно… со временем. Может, через месяц или два, как заниматься будут.
— Вот и правильно. Считай, ты сегодня много жизней спасла. Это ведь во вред не применишь?
— Нет.
— Все правильно. Не переживай.
— Я внимание привлекла…
Таня только отмахнулась.
— Лея, милая, ну какое там к нам внимание? Так, на местном уровне. Думаешь, мало у нас экстрасексов и мегакексов? Вагонами грузи! Открой газету — там постоянно объявления. Почищу карму, открою чакры, почешу эго и сверх-эго. Даже если заинтересуются, решат, что ты одна из таких. Будут думать, приглядываться…
— Я уйду раньше, — кивнула Салея. — Да, пожалуй.
— Ты так спокойно об этом говоришь…
Салея пожала плечами.
— Мне не страшно. Это люди почему-то боятся, а я все знаю. Дерево уйдет, но семена останутся. И прорастут.
— Это будут другие деревья и другая жизнь.
— Разве это важно? Мы все равно остаемся…
Таня только вздохнула.
Неизвестно, что бы она ответила, но заворчал Гном. Девушка удивленно застыла на месте — перед ними стояло трое парней. И она их знала.
Попов, Мельников, Жаров…
— Вам тут что нужно? Гном, рядом!
Ротвейлер рыкнул, как бы говоря — какое рядом? Рвать нужно! Но хозяйка командовала жестко, и пес пока что держался у ее ноги.
— А ты как думаешь?
— Думаю, Попов, — Таня говорила достаточно жестко, — ты хочешь пожелать нам спокойной ночи, и пойти восвояси.
— Ошибаешься, Углова.
— Хорошо. Можешь просто пойти. К чертям, — огрызнулась Таня.
— Но ведь могу и остаться.
— Боюсь, Гном будет против, — Таня смотрела жестко и холодно. Рассеивались иллюзии, с хрустальным звоном осыпались стекла розовых очков, больно царапая кожу.
Любимый парень?
Нет. Враг. Друзья не поступают так, как он. И явно не с добрыми намерениями парни их тут подкараулили.
— Плевать на твою шавку, — Попов сделал шаг вперед.
Гном тоже.
А в следующую минуту в нос собаке полетела струя чего-то едкого.
Газовый баллончик — страшная штука при правильном употреблении. Бедный Гном завизжал, словно щенок. Едкая дрянь обожгла глаза, пасть…
— Димка хватай Углову, Олег — Сантос…
Сережа уже торжествовал победу.
Он уже видел, как опрыскивает из баллончика гадкую шавку, чтобы та точно не могла помешать, как друзья хватают девушек, как тащат их в подходящий подвал… да, есть здесь, неподалеку, и матрасы там есть, сам купил парочку надувных и привез, не зря он уже несколько дней следит за девчонками. Они тут постоянно гуляют.