Невероятным, фантастическим образом просочившийся мимо Воронцова и ухитрившийся при этом не задеть его толстячок-сопровождающий с глумливой хмельной ухмылкой отвлек офицера от ощупывания худеньких плеч блондинки:
- Вот, как говорил... этот самый солдатик и есть...
- Этот? где? - пьяно дернул головой офицер, распрямляясь и вглядываясь в полумрак комнаты в невероятной попытке сфокусировать собственный взгляд: - Кто такой? доложить!
Наверное, ему не стоило вести себя так откровенно провокаторски. Или же просто вспомнить о запрете употребления спиртных напитков в присутствии нижних чинов, введенном в армии еще до Великой войны. Тогда бы и ответ на хмельное требование "доложить" мог быть совсем другим.
- Второй роты шестого отдельного штурмового батальона унтер-офицер Воронцов! - будто зазвенели в табачном дыму слова Алексея, заглушая и гитарные переборы, и хихиканье девицы возле офицера, и смачные поцелуи у дверей, и тяжелое дыхание толстяка.
По комнате прокатилась ледяная, отрезвляющая волна. "Кто?.. что?.." - поперхнулся собственными словами офицер, пытая одновременно оттолкнуть от себя девицу, запахнуть мундир и встать на ноги. И, видимо уловив его настроение, как-то резко, на половине аккорда, замокла гитара.
Не сразу, но кое-как офицеру удалось приподняться, и теперь, застегивая пуговицы откровенно дрожащими руками, он взволнованно и заискивающе бормотал:
- Господин унтер-офицер! Прошу! Не побрезгуйте, выпейте... я тут нарочно, чтоб вам в общем-то зале не сидеть... а у нас и потише, и девчонки вот... готовые...
Наконец-то, Алексей разглядел и капитанские, золотистые звездочки на погонах, и штабной аксельбант на новеньком, шитом явно на заказ из отличнейшего сукна, но уже помятом и заляпанном жирными пятнами мундире. Совершенно не ожидая такой панической реакции от капитана, Воронцов попытался сохранить хотя бы внешнее спокойствие и равнодушный вид, а вот у приведшего его толстяка буквально отпала челюсть от удивления.
- Отчего ж не выпить? Выпить можно, - сказал Воронцов, сообразив, что никакой это не розыгрыш, а на глазах трезвеющий офицер и в самом деле до истерики, до испачканного исподнего боится унтера-штурмовика.
Капитан, вымещая злость за свое потерянное лицо и одновременно стараясь услужить, с силой пхнул кулаком в бок привставшую вслед за ним с кушетки девицу:
- Слышала, что господин унтер-офицер желает? Живо! налей и поднеси, как положено...
- Не надо, налить и выпить я и сам могу, руки, слава богу, есть, - жестом остановил дернувшуюся было к бутылкам девушку Алексей. - А вот засиживаться здесь не буду. Много в доме еще интересного не видел...
В наступившей тишине, перебиваемой сопение толстяка и каким-то едва слышным шебуршанием пары девчонок на пуфике у дверей, Воронцов неторопливо налил полстакана коньяка, выпил небольшими глотками, хотя, честно говоря, смаковать там было нечего, и так же не спеша вышел из комнаты...
... - Так вот кого Кульков так напугался-то, - обыкновенным, непророческим голосом сказала Сова, распахнув глазищи на Воронцова.
- А ты... как... - удивился Алексей. - Мысли, что ли, читаешь?
- Всё проще, - засмеялась Сова, искренне довольная произведенным эффектом. - Обыкновенная наблюдательность и логика. Ты сказал, что штурмовик, и задумался... вспомнил что-то. А я вспомнила, как психовал Кульков...
... - Броня, ты додик, ты самый додистый из всех додиков в этом городе! - шипел капитан, изредка схватывая толстяка за лацканы пиджака и тут же, спохватившись, отпуская. - Ты что сделал? Ты понимаешь, кому ты меня подставил? Ты моей смерти желаешь? Или своей? Лютой и мучительной?
- Саня, ты чего, Саня, - перепугано уговаривал его толстяк, совершенно не ожидавший такой реакции от старинного приятеля. - Сам же сказал, мол, приведи кого, покуражиться тебе захотелось... а тут этот... унтер. Я что-то у вас, в войсках, не понимаю? Унтер старше тебя по чину или он - незаконный сын нашего патриарха?
- Кретин, идиот, додик, - схватился за голову Кульков. - Ты так и не понял? Это же штурмовик...
- Ты можешь сказать нормально? - чуток придя в себя, уже слегка возмутился толстяк Броня. - А то всё додик, да додик... сам-то кто? расстилался тут перед этим унтером, как перед фельдмаршалом на параде...
- Как тебе нормально сказать, если ты элементарных вещей не понимаешь? - тоже начал отходить капитан. - Даже на петлицы не глянул, прежде чем сюда его тащить...
- Очень я понимаю в этих ваших рюшечках, бантиках и крестиках, - презрительно фыркнул Броня. - Я - человек штатский, мне все равно, что генерал, что ефрейтор...
- А штурмовикам тоже насрать - штатский ты или просто так сюда зашел, погреться, - для успокоения собственных нервов капитан в пару глотков вымахнул стакан коньяка и, не закусывая, продолжил: - Вот не понравился бы этому унтеру ты или я... и всё.
- Что - всё? - не понял толстяк. - Что бы он сделал-то? не понимаю...
- Если бы повезло - убил сразу. А нет, так на пожизненную инвалидность: кататься в коляске и ходить под себя, - с истерическим смешком пояснил Кульков. - Сколько таких случаев было... служба-то у них - на передовой, нервная, вот и срываются легко, да и убивать привыкли, не то, что мы тут.
- Так есть же полиция и этот, как его, трибунал для ваших... - попробовал возразить Броня, прибегая к испытанному средству всех обывателей.
- Есть, да не про их честь, - вздохнул Кульков. - Убьет вот такой штурмовик тебя или еще кого, так тут же, в три дня, трибунал свидетелей опросит, его осудит, приговорит... и расстреляют штурмовичка бедного перед строем товарищей, чтоб, значит, другим неповадно было. А потом, через полгодика-год, объявится на побывке не Иван Петров, а уже Петр Иванов. И все у него будет другое: отпечатки пальцев, группа крови, документы. Вот только мать его будет продолжать сыночком называть, а сестра - братцем, а детишки - папочкой... А полиция и жандармы будут только в лицо ухмыляться и говорить: "Нет никаких оснований. Совсем другой человек. А что так его называют - это какое-то помутнение в головах у родственников..."
- И за что ж им такие вот привилегии? - гулко икнув, спросил толстяк, наконец-то сообразивший, какую беду едва на самого себя не накликал.
- А вот этого тебе, додик Броня, знать пока еще не положено, - обретая исчезнувший на время нервной встряски постоянно присущий ему апломб, самодовольно заявил капитан. - Да и собственными силами со штурмовиками разбираться я бы и врагам не посоветовал... Досконально про один случай знаю, ну, то есть, достоверно. Слышал, небось, что было с семейкой Адамовых?
- Еще бы, - кивнул Броня. - Вырезали их всех... грудных младенцев не пощадили и самых дальних, седьмая вода на киселе, родичей в других городах... жуть, короче... так это - они?
- Т-с-с... - нарочито приложил палец к губам капитан и улыбнулся самодовольной улыбкой знающего важную тайну маленького человечка. - А вот, чтобы и дальше тебе жить спокойно и весело, найди возможность, тихонечко подложи в карман этому штурмовику денег, да не меньше двух сотен, и так сделай, чтоб он не заметил...
- Унтеру - и две сотни? - засомневался жадный от природы Броня. - Не жирно ли?
- Нет, ты как был, так и останешься додиком, - покачал головой капитан. - Штурмовика не купишь, но вот две сотни обнаружив, он их примет, как твое извинение за недоразумение, понимаешь?
- Ну, если только так... - все еще жадничая, протянул толстяк. - Я тогда кого из девчонок приспособлю, они половчее, да и незаметнее будет...