Ночная зелень как-то незаметно рассосалась с небес, но истинным знамением разрослась почти до дюймового размера комета. И вот что странно, лишь над площадями и улицами Города можно было наблюдать её в таком колоссальном масштабе. А всего в километре-полутора от окружной дороги, вне городской черты, комета необъяснимым казалось бы образом превращалась в едва заметную среди звезд пылинку Вселенной. От большого ума, ну, или просто от нечего делать, ученые и не очень люди заговорили об атмосферной линзе, неизвестно как образовавшейся над Городом, о дифракции, рефракции и интерференции световых волн, но сути дела их умные слова не меняли: комета, казалось, уже открыто делала вид, что прилетела сюда из бездонных глубин космоса только ради Города и горожан.
И вот однажды утром на Город упал туман. Он был вязким, как овсяный кисель, плотным и непроницаемым, как выкрашенная белесой краской стена. И в нем исчезали дома, улицы, автомобили, самолеты, поезда, люди. Впрочем, передвигаться по Городу туман не мешал, он будто расступался перед человеком, смыкаясь беспросветной завесой за его спиной. И тогда самые упертые из неверующих в худшее поняли, что наступает развязка.
Среди первых тихонько сбежавших из городского тумана и под его покровом были временный мэр, его заместители и их чиновное окружение. Погрузив в маленькие грузовички и личные авто всё возможное и невозможное имущество, чад и домочадцев, они рванулись по пустынной трассе из Города к столице, со скоростью убегающего от святой воды черта, ища спасения от неведомой, но оказавшейся так близко опасности. Следом, тоже особо никого не оповещая, даже собственное начальство в вышестоящих штабах и столице, уехали военные: комендант, командир спецбатальона, базировавшегося в городской черте, десятки все еще проживающих в Городе офицеров, военные связисты, призванные даже в случае ядерной войны не покидать свои посты, обеспечивая передачу данных от высшего командования исполнителям Армагеддона. Сбежали еще не успевшие сделать этого раньше пожарники и врачи, начальники коммунальных служб и ремонтники, управляющие заводов и фабрик...
И Город на какое время замер, прислушиваясь к своим опустевшим домам и улицам, присматриваясь к брошенным автомобилям, открытым дверям уже мало кому нужных магазинов, к потемневшему и посеревшему небу...
"...вертеп - место у нас известное, он почти на границе стоит жилых районов и моего, - рассказывал Дядя. - Хотя, границы в городе - вещь довольно условная, но тут как раз четко. До вертепа - жилой район бывшей промзоны, за вертепом - пустой. Сам-то по себе этот вертеп обыкновенный модуль из металлических листов, ангар, склад бывший. Его под питейное заведение один шустрый мужичонка приспособил, очень давно это было. Сейчас там уже шестой хозяин сменился, из них только двое вертеп по наследству получили. А новенький этот там надолго не задержится, чует мое сердце. Нет у него хватки, значит, кто-то другой доходное место под себя подгребет.
Доходность, конечно, специфическая. Кто из добытчиков через мой или соседский район возвращаются, непременно через вертепчик идут. После рейда напряжение снять, отпраздновать, что живой вернулся - святое дело. Значит, или хозяину, или тем, кто вокруг вертится, возможно первыми добычу перехватить, частенько - задешево, но и на свой страх и риск. Не всегда добытчики из рейдов безопасные игрушки волокут, бывает, что такими фокусами - ой-ёй-ёй...
Публика там собирается, прямо скажем, совсем не элитная даже по здешним меркам. В основном, голодранцы, за стаканчик бурды, что там вином называют, готовы последние штаны с себя или товарища снять. Где что украдут, тут же тащат в вертеп. Поговорку даже переиначили. "Что пропало, то в вертеп попало". Вот так теперь звучит.
Но, если, конечно, ты при деньгах, то и посадят за столик почище, и подадут жратву покачественнее. И вместо разведенного концентратом сока технического спирта нальют настоящей заводской водки. И девку там можно прикупить и тут же, на месте, попользовать. В картишки перекинуться без особых надежд на выигрыш, тоже можно. Вообщем, удобное для всех местных гуляк местечко.
Запрет на оружие там, как везде в жилых кварталах, строгий. Ничего снаружи на тебе быть не должно, а если где под одеждой спрячешь, то лучше с этим не попадаться, могут сразу убить, если убежать не успеешь. На ножи, кастеты и прочие прибамбасы из металла этот запрет не распространяется, так что поножовщина в вертепе - дело обычное..."
С собой Дядя решил взять Ворона и объявил об этом таким тоном, что даже у подполковника Голицына не нашлось аргументов в пользу собственной кандидатуры. Видимо, унтер-офицер на второй день знакомства сильно поразил хозяина района в импровизированном подземном тире, оборудованном хозяином района в спальном помещении бомбоубежища.
Разглядев в оружейке незнакомую, удивительно короткую штурмовую винтовку, которую Дядя звал то автоматом, то "калашом", Ворон с интересом попросил разрешения освоить и пристрелять новое для него оружие. И абориген, с легким удивлением и недоверием, но искренне согласился.
Винтовка оказалась простейшей в разборке, совершенно примитивной, на первый взгляд, но сделанной добротно, без изъянов, характерных для более сложной оружейной техники. А когда дело дошло до стрельбы...
Конечно, короткая "штурмовка" это тебе не родная снайперка, с которой прошел не одну тысячу верст и не один десяток боев. Но и тир - это не саванна или джунгли Индокитая, тут все проще и помешать может только собственная криворукость, ну, и иной раз количество зрителей. А посмотреть на неожиданное развлечение сошлись все, начиная с Дяди и заканчивая сильно хромающей Совой, видимо, рана её оказалась не такой уж поверхностной, как показалось с самого начала. Ну, а первой, как и рассчитывал в душе Алексей, прибежала, отвлекшись от кухонных обязанностей, легкая на ногу Жанетка.
Тем, как быстро он освоил неполную разборку-сборку автомата, Ворон заслужил одобрительный взгляд хозяина района, но про себя подумал, что задача-то была крайне несложная. Особенно, если учесть простоту конструкции "калаша". Ведь обращаться с незнакомым, иной раз, крайне экзотическим стрелковым оружием штурмовиков обучали специально. Мало ли в какой Бразилии или Новой Зеландии придется подхватить трофейный ствол. Ну, а потом унтер-офицеру потребовалось всего три выстрела, чтобы понять, как сильно ведет ствол вправо-вверх, и что нужно для компенсации этой особенности автомата.
Попросив Жанетку сбегать к дальней стене спального помещения, заложенной мешками с песком для пулеулавливания, этак метров за сто-сто двадцать от рубежа, и подвесить там с десяток поясных мишеней, Ворон уточнил у аборигена:
- Вот здесь, глянь... предохранитель, одиночные, автоматический, а между ними что?
- Отсекает короткую очередь на три патрона, - пояснил Дядя.
- И зачем это? - хмыкнул как бы про себя Алексей, устанавливая рычажок на автоматический огонь; ход спускового крючка для него перестал быть секретом уже после второго выстрела.
И уже после возвращения мулатки, Ворон стрелял по мишеням экономно, как когда-то учили, по два-три патрона. Стоя, с колена, лежа, потом - в простом движении, потом - в сложном зигзаге... Особенно разбежаться в подземелье, конечно, было негде, но чертовски приятно было слышать восхищенные ахи репортерши, смешки Совы, нарочитые рукоплескания Голицына, но самым чувственным для Ворона признанием оказались слова Жанетки: "Ну, ты и выдал..."