"... тут и бросили гранату. Светошумовую. Тебе никогда не доставалось от нее? Повезло. Мне-то что, так, на пару миллисекунд зрение-слух отключились, да и только. Мелкой неисправностью и то не назовешь... А Хромой при мне в сознание так и не пришел. Парфений только через десяток минут слышать хоть что-то стал, а видеть - нет. Они все правильно рассчитали. Ну, меня не учитывали, конечно, просто знать не могли. А так - все валяются в бессознательном состоянии, но тушки абсолютно целые. Спокойно подходи, обыскивай, бери с тел то, что тебе надо. А добытчиков - хочешь, пристрели, хочешь, так брось, все равно в итоге эффект примерно такой же будет..."
Разухабистая, чем-то знакомая Ворону мелодия, отчаянно и старательно зазвучавшая на баяне, заглушила заключительные слова Махи. Но в целом рассказ её, и без того необязательный, который вполне можно было исключить в процессе общения с Вечным и его неожиданным спутником, подходил к логическому концу.
- И сколько же их всего было? - полюбопытствовал Дядя, опираясь подбородком на ствол своего карабина.
- Наверху, уже на улице, пятеро, в вестибюле один, да внизу мы оставили четверых, ну, не считая, конечно, Таньчи и Мика, - скучновато и деловито пересчитала Маха. - Правда, я потом следы еще одной двойки нашла, те просто наблюдателями были, очень далеко сидели, смотрели через оптику и ушли тут же, как все закончилось...
- А второй чип?..
- Пришлось спускаться еще раз, - улыбнулась и как-то хищно повела плечами Маха. - Чего не сделаешь ради старых приятелей... даже на двенадцатый этаж лишний раз сбегаешь... вниз и вверх...
Сейчас только Ворон сообразил, что Маха напоминает ему пантеру. Ту загадочную и легендарную черную кошку из мультика про Маугли, в которую он влюбился по самые уши в детстве. Но вовсе не ту, что он видел не раз в зоопарке - измученную пристальным праздным вниманием, перекормленную и утомленную бездельной жизнью. А ту, что встретилась ему живьем всего лишь один раз в жизни. Маленькую смерть из джунглей с пронзительными желтыми глазами. Вот только у Махи глаза были светлые, ледяные и частенько застывали, превращаясь в стеклянные.
- Это наши военные, - уверенно сказал Дядя, прорываясь голосом сквозь стоны и взвизги баяна. - Их манера сразу две-три группы выводить на цель, да еще над ними наблюдателей ставить...
- И что - даже командиров групп не предупреждают о дублерах? - уточнил очевидное Ворон. - Глупо как-то, и неэффективно, наверное...
- Они же не своих кадровиков посылают, - спокойно разъяснил Дядя. - Кадровикам-то обычно все рассказывают, а вот нанятым, таким, как Хромой, покойный, был...
- Знаешь, что... - перебила их Маха с легкой улыбкой. - Я, кажется, успела рассчитать, как нужно... погоди секунду...
Взмахом руки она подозвала к столику мальчишку-официанта, внимательно наблюдавшим за особенными гостями от стойки буфета, и совсем тихо, только ему на ухо, прошептала что-то, незаметно для окружающих сунув в ладонь паренька пару серебряных монеток. Обрадованный нежданной подачкой юный халдей молнией метнулся в уголок, откуда доносились звуки баяна, и тут же, всхлипнув на полутоне, инструмент примолк.
Заинтересовавшийся Алексей повнимательнее присмотрелся к музыкальному уголку. Там с роскошным, отделанным перламутром и серебром, огромным для него баяном восседал на высокой, специальной табуретке совсем хилый, тощий мужичок в живописнейших обносках. Он внимательно выслушал официанта, пару раз о чем-то переспросил, постреливая глазами на столик заказчика, незаметно для посторонних принял от мальчишки монетку, и только потом, как бы для пробы, взял несколько аккордов и - заиграл. Неизбалованному симфоническими концертами, да и вообще не очень-то музыкальному по натуре Ворону песенка показалась слишком уж простой, незатейливой и плаксиво-надрывной, как большинство сочиненных уголовным элементом, ну, или кем-то другим, но для них же. Но слова...
"Вот идет за вагоном вагон, С мерным стуком по рельсовой стали, Спецэтапом идет эшелон, С пересылки в таежные дали..."
Что-то в них было очень важное и нужное не только для самого Алексея, но и для всей их компании, невольно оказавшейся гостями серого города. Да и Дядя серьезно так кивнул Махе, поддакнув:
- Ну, я тоже так думал...
- Ты просто думал. Я уже просчитала, - спокойно ответила девка без малейшего позерства. - Оптимальный вариант...
"Здесь на каждом вагоне замок, Три доски вместо мягкой постели, И, закутавшись в синий дымок, Нам кивают таежные ели..." - выводил баянист, старательно и чуток хрипловато.
Под этот аккомпанемент в углу зазвенела, падая со стола, посуда, видимо, кого-то и такая вот песня пробрала до печенок, но, так и не разгоревшись, скандал быстро утих, да и не было особых поводов для него, кроме душевной и физической неуклюжести кого-то из посетителей.
Скандал, если его можно было так назвать, пришел, как и полагается, из гнезда разврата... из-за "кулис" вертепа, сметая все на своем пути выскочила очередная профессионалка в накинутой на голое тело футболке, измазанной кровавыми пятнами, и заголосила истошно, перекрывая и звуки баяна, и разговоры посетителей, и звон посуды: "Убили!.."
Девятым валом взметнулся всеобщий интерес к новому развлечению, их так мало было у обитателей вертепа. В отгороженные тонкими металлическими листами комнатки для интимных дел метнулись было сразу трое охранников, еще один быстро-быстро выскочил во двор, а Павиан деловито занял свое место у выхода из зала. Сидящие за столиками добытчики, возле которых, выскочив из-за кулис, остановилась полуголая девка, потянули было её к себе, не столько, чтоб утешить или выяснить, что же такое произошло, чужая смерть - дело привычное, сколько полапать на халяву... их, да всех присутствующих в зале одернул неожиданный, зычный и властный окрик: "А ну, тихо! Всем сидеть по местам!", заставивший даже охранников остановиться на полдороги.
Из гущи столиков выдвинулся на притихший пятачок перед стойкой буфета солидный, даже, кажется, с брюшком, мужичок в привычно поношенном бушлате и серой, маленькой кепочке, прикрывающей козырьком неширокий лоб и глубоко посаженные, чуть хмельные глаза. Завсегдатаи и персонал вертепа его признали сразу же и примолкли, как было приказано, не забыв перед этим шепотком пояснить прочим посетителям, что из себя представляет этот новоявленный командир.
- Слышь, Павиан! - продолжал распоряжаться пузатый. - Ты давай-ка мальчонку живо в участок... чтобы одна нога здесь, вторая - уже там... И - всем! сидеть тихо, по залу не шастать, никуда не выходить...
- А по нужде как же, гражданин начальник? - громко и насмешливо спросил кто-то из-за столиков.
- Потерпишь, - не дал сбить себя с командного тона пузатый. - А невтерпеж - под себя сходишь. Небось, не привыкать...
И он, прихватив двумя пальцами, как брезгливо берут противное, отвратительное и гадкое земноводное, растерявшуюся девку за плечо футболки направил её к маленькому столику у самой стойки, на котором обычно деловитые мальчишки-официанты раскладывали заказанное посетителями перед тем, как отнести консервы и выпивку по назначению. "Сиди тут и помалкивай", - буркнул толстячок проститутке, а сам неторопливо направился на место происшествия, в интимную комнатку, из которой только что выскочила девка.
- Постой-ка, Петрович, - не дал ему скрыться с глаз коренастый, морщинистый и длиннорукий добытчик, одетый получше других, да и сидевший за столиком в окружении явно своей, хорошо знакомой друг с другом компании. - Погоди мальчонку в участок гонять, может, мы и сами тут разберемся...
Пузатый остановился, пристально, будто незнакомого, разглядывая коренастого и одновременно раздумывая на его словами. "Фараон", а это был именно отдыхающий в вертепе представитель власти, прекрасно понимал, что добытчики предпочитают не выносить сор из избы, да и к нарушителям своих неписаных правил относятся гораздо суровее и справедливее, чем непонятно кем и за что назначенные начальством из центра города судейские.