Выбрать главу

   - Ну, а раз не хотите, то давайте не будем поднимать этот вопрос, - как взрослая малышу, чуть снисходительно, но серьезно улыбнулась Нина. - Он уже давным-давно оговорен с Сытиным-старшим, пусть даже и не зафиксирован на бумаге, но Олег Петрович не такой человек, чтобы отказываться от собственных слов.

   - Да-да, - поспешил согласиться Федотов и этой поспешностью стал еще более неприятен литераторше.

   Было в его торопливости что-то ненужное, подхалимское по отношению к отсутствующему начальству, мол, ему виднее, а я - только маленькая-маленькая сошка.

   "И что это он все время глазами играет, будто они у него на шарнирах, - неприязненно подумала Нина. - Так напоминает некоторых сыскарей... из старых моих знакомых... но будь это жандармский или еще из какого солидного департамента, так Голицын бы предупредил. А нынешних полицейских я и сама всех знаю... писательство писательством, а старые связи не забываются, особенно, если их подновлять время от времени..."

   Тем временем на столе появился очень ароматный коньяк в пузатом, большом бокале, "императорский" тончайше порезанный лимон, блюдечки с сахарной пудрой и мелко помолотым кофе, высокий стакан не менее ароматного джина, тарелочка с охлажденными креветками и маленькой кляксой майонеза на краю.

   - Ваше здоровье, господин редактор, - приподняла стакан на уровень глаз, привычно салютуя, Нина, готовая ощутить во рту "холодный металл" голландского по своей сути напитка, привычно присвоенного бесцеремонными британцами.

   Федотов, следом за литераторшей, пригубил коньяк, но закусывать не стал, поставив бокал обратно, на столик, и продолжил было разговор:

   - Скажите, Нина Трофимовна, в конце этого квартала вы нас все-таки чем-то порадуете?

   "Вот ведь - точный дознаватель, - теперь уже открыто поморщилась бывшая репортерша. - И если не из жандармов и полицейских, то остаются лишь военные..."

   Чем могла её персона романистки привлечь военную контрразведку или разведку, Нина не знала. Но... учитывая, что в ряде её книг на фоне головокружительных приключений героев в некоем фантастическом антураже, прозвучали смелые, остроумные идеи о приоритетах развития техники, науки в различных областях знания... возможно, кто-то и заметил параллели между книжными, фантастическими описаниями и реальными исследованиями, проводимыми в закрытых от посторонних глаз лабораториях и на полигонах. Впрочем, в отношении любого рода секретных сведений, представляющих государственную тайну, Нина Березина была чиста, аки младенец перед Богом. А личное знакомство с некоторыми высшими чинами Жандармского Корпуса и полицейского управления только голосовало за нее в этом отношении.

   - Вы, Василий Аркадьич, видимо, не до конца еще изучили мое досье, - язвительно улыбнулась Нина. - Я не даю интервью, не рассказываю ничего о своей работе над романами, не делюсь планами на будущее. И с читателями тоже не встречаюсь. Исключение составляют военнослужащие штурмовых батальонов, ну, и еще те, кто принимает непосредственное участие в боевых действиях...

   "О, как загнула-то, аж самой завидно стало, - похвалила себя бывшая репортерша. - Надо будет слова записать, если не забуду... уж больно складная отповедь получилась..."

   - Нет-нет, что вы, - вновь, будто бы испуганно, засуетился Федотов, делая руками над столом непонятные пассы. - Вы неправильно поняли, наверное? Я просто хотел уточнить, продолжать ли нам держать бронь в типографии....

   Он не успел договорить. Небольшой пластиковый футляр, что Нина положила на угол столика прежде, чем садиться, задребезжал, завибрировал странным зуммерящим звуком. И редактор, или кто он там был на самом деле, уставился на черную, полированную поверхность удивленным взглядом. Такие вещицы только-только начали входить в обиход работников особых служб, высших армейских штабов, ну, и кое-кого из деятелей культуры.

   Нина приподняла верхнюю крышку пластиковой коробочки и мельком полюбовалась на матово-черный экран, расположенный на её внутренней стороне, на маленькую, будто игрушечную, клавиатурку... ох, сколько же мучений в первые годы ей доставляла пишущая машинка с невероятно тугими механическими клавишами, и вечные опечатки, и немеющие к вечеру кончики пальцев... рядом с клавиатурой, в аккуратной выемке лежала обыкновенная, но миниатюрная, под маленькую женскую ручку, телефонная трубка. Именно она и вибрировала, получив внешний вызов.

   Аппарат этот Березина получила едва ли не одной из первых среди штатских лиц, непосредственно незадействованных в особых службах, как знак признания своего таланта. Дело в том, что еще восемь лет назад, в одном из первых романов, Нина описала функционирование именно такого гибрида настольного мини-вычислителя с радиотелефоном. Кажется, это было совсем недавно, но в те годы подобное и в самом деле казалось чистейшей фантастикой.

   Откровенно усмехнувшись удивленному "чудесами техники" редактору в лицо, Нина подняла трубку:

   - Слушаю...

   "Да, это я..." "Давно вас не было слышно, князь..." "Да, правда, у меня деловая встреча с сытинцами, но ничего серьезного..." "Разумеется, не против..." "Это большая честь, ваше превосходительство!" "Ладно-ладно, больше не буду..."

   С лучезарной, издевательской улыбкой Березина посмотрела на как-то враз сникшего, съежившегося над своим бокалом коньяка редактора.

   - Вы хотели поговорить со мной о чем-то существенном? Представляющем взаимный интерес? Надеюсь это будет разговор об увеличении моего гонорара за очередную книгу?..

37

   Алексей проснулся поздно, что для него было совершенно нехарактерно в последнее время. Гораздо чаще одолевала непонятная, трусливая бессонница, не позволяющая заснуть раньше двух часов ночи и подымающая на ноги едва ли не сразу после шести утра. Может быть, организм, вернее, психика его, так исподволь боролась с преследующими штурмовика кошмарами в сновидениях, а может быть, просто сказывались такие вот, не самые неприятные последствия контузии. А вот самые неприятные начались чуть позже, когда Алексей, встав с постели, сунул руки в рукава рубашки и попытался застегнуть пуговицы... ну, хотя бы одну... Пальцы ходили ходуном и категорически отказывались подчиняться хозяину. В очередной попытке Воронцову казалось, что уже - вот-вот... он плотно прихватил маленький пластмассовый диск и готов направить его в петельку, как тот упрямо выскальзывал из непослушных пальцев.

   Плюнув в душе на глупые пуговицы, Алексей взялся за брюки, и тут ему повезло больше, смог с первой же попытки заправить в них рубашку и даже! - прихватить язычок молнии на ширинке... Еще полгода назад, только-только покинув госпиталь, он, бывало, плакал от досады на собственную беспомощность, все-таки на госпитальной койке это выглядело немного по-другому, да и в основном все там были такие: с дергающейся головой, трясущимися руками, дрожащими от малейшего напряжения ногами. И еще - повезло, что оказался в их палате очень общительный и жизнелюбивый человек из соседнего, пятого штурмового. Он и сам не раскисал, и другим не позволял впадать в уныние, мгновенно примечая и широко рекламируя даже малейший положительный сдвиг в состоянии товарищей по несчастью.

   Но вот выйдя из госпиталя, Воронцов моментально ощутил себя беспомощным инвалидом. И пусть "братство штурмовиков" не забывало о нем, пусть не бросила его жена, половину из пяти совместно прожитых лет прождавшая - вернется ли Алексей из очередной командировки, но... В свои без малого сорок оказаться неспособным нормально поднести ложку супа ко рту казалось унизительным и - страшным. Самым странным при этом было счесть тот факт, что ни разу мысли о самоубийстве не посещали Воронцова даже в моменты обострения душевной хандры и физического недомогания. "Жить! жить, раз уж удалось выжить..." - порой бормотал он сам себе, пытаясь засунуть непослушную ногу в сапог.