- Я сам позабочусь. Прощайте.
И Гирин прямо от замдиректора института направился в министерство.
- Я вряд ли смогу вернуться, не игрушки - сорвали с дела, демобилизовали для научной работы. Но могу принять любое назначение - подальше, если уж не гожусь для Москвы, - говорил Гирин начальнику отдела кадров.
- Кто вам сказал, что не годитесь? Рябушкин?
- Не только. Разве не отделались от меня в Тимуковском институте? Ну и Рябушкин - после отказа работать в его лаборатории.
- Да, да. Но это еще не последняя инстанция. Найдем для вас хорошее дело. Сейчас пригласим нашего консультанта, профессора Медведева - может быть, знаете?
- Слыхал...
- Здравствуйте, доцент Гирин, - приветствовал его маленький подвижный профессор, по виду никак не соответствовавший своей фамилии.
- Какой же я доцент, никогда не преподавал, только в госпитале!
- Все равно, раз вы кандидат медицинских наук. Извините, я уж привык табель о рангах в науке свято соблюдать. Обижаются люди, ежели назовешь не так. Ну, не будем терять времени. Вы, как и я, невропатолог, а с вашими статьями по психофизиологии я знаком. Наверное, и сейчас о том же мечтаете?
- После войны еще больше. Но...
- Теперь не те времена.
- Как бы не так! Инерция велика. Вот и за мной хвост какой-то тянется, как сказал мне Рябушкин. Откуда он знает? Я, конечно, рассказывал о своей практике товарищам по работе. Видимо, кто-то нашел нужным написать вам сюда. Еще Лев Толстой упрекал русскую интеллигенцию в «неистребимой склонности писать доносы» - его собственная формулировка.
- Положим, вы это слишком! - в один голос воскликнули оба собеседника. - Ведь знать людей-то надо.
- Только по делам, а не по хвостам. Мы не крокодилы, у тех, наверное, в почете тот, у которого хвост длиннее. Разрешите мне рассказать вам одну короткую историю. Можно? - И на согласный кивок начальника кадров Гирин продолжал: - Вы знаете, что еще в прошлом столетии ученые-археологи в Египте раскапывали Тель-эль-Амарну - развалины столицы фараона Эхнатона. Особенного фараона, реформатора религии и общественной жизни. Нашли громадный архив папирусов или чего еще там, на чем писали в те времена, всего несколько тысяч документов, книг, записей - целую библиотеку дворца фараона. Ученые набросились на нее, как коршуны, - библиотека за полторы тысячи лет до нашей эры, да еще в эпоху реформ! Нашелся ключ ко всей истории, науке, религии Древнего Египта. Кропотливая расшифровка иероглифов продолжалась до двадцатых годов нашего века. И что же? Никаких данных о науке, жизни, даже религии. Тысячи кляуз! Не ручаюсь, точно ли помню, но примерно так - шестьдесят процентов доносов, сорок процентов униженных просьб пожаловать, что тогда жаловали холуям - землю, дачу, рабов, не знаю уж что. Это было три с половиной тысячи лет назад! А сейчас, да еще в первом социалистическом государстве мира, надо, чтобы даже памяти о таком не осталось. Прежде всего надо покончить с этим хвостом старого мира.
- Хорош! - кивнул на него Медведев. - Ежели всегда вы так задиристы с коллегами, то и неудивительно. Еще не то напишут!
- Важно не то, что напишут, важно, чтобы...
- Ладно, понятно. Но вы все-таки расскажите, что это был за случай.
Гирин начал без воодушевления:
- До войны, когда я работал в Вологодской областной больнице... - А в памяти уже возникли все подробности его неудачи.
...Побывав на консультации в районе, он на обратном пути заночевал в небольшой деревне на областном тракте. Около часу ночи его разбудили двое детей из соседней деревни, прибежавших сюда в надежде на помощь проезжающих.
- Отец заболел, слышь-ко, сильно-т как, муценье глядеть, - объясняла запыхавшаяся белобрысая девчонка, в то время как мальчик лет двенадцати, ее брат, исподлобья и с детской надеждой смотрел на сонного Гирина.
Из расспросов выяснилось, что вечером у отца на щеке вдруг появилось красное пятно, началась сильная боль, так что здоровый сорокалетний мужик иногда «криком кричал». А пятно стало красным как уголь, и смотреть на него было никак невозможно...
- Почему невозможно? - тщетно домогался Гирин, перебирая в памяти все, что он знал о нарывах, гангренах и прочих гнойных заболеваниях.
- Скорее, дяденька доктур, очень муцается он, - торопила девчонка, пока Гирин одевался и проверял свой медицинский чемоданчик, в котором возил все нужное для первой помощи.
И вдруг Гирина осенило - его отличная память не подвела и на этот раз.
- Слушай, - задержал он метнувшуюся было к двери девочку, - я знаю, почему невозможно смотреть на пятно. Только говори верно - пахнет?