— Не пытайтесь поймать меня вашей казуистикой,- вдруг рассердилась Семибратова. — Ведь могла я выбрать такой тип красоты, какой мне нравится, какой я действительно встречала!
— У меня нет никакой казуистики. Я ничего почти не знаю, это уж вы, художники, виноваты: где книги, просвещающие нас, обычных людей, ваших зрителей? Но все же- вот вы встретили такой тип красоты, какой вам нравится, потому что соответствует вашим идеям.А я встретил такой,какой мне нравится, — вот этот.- Гирин показал на статую. — Есть ли все-таки объективный критерий, кто из нас прав? Что говорят по этому поводу художественные светила?
— Ничего не говорят! Ну, конечно, анатомическая правильность, есть такая старинная книга одного аббата, там он собрал все пропорции…
— И объясняет их или только приводит?
— Не объясняет!
— Ну тогда все ни к чему! Но вот вы верно сказали: анатомическая правильность. Но что это такое? Кто может сказать?- резко бросил Гирин молчавшим художникам. — Или это, по-вашему, только эмпирическое соотношение частей?
— Так, может, вы нам откроете сию тайну, — язвительно буркнул главный из художников, — раз уж вы такой знаток.
— Я не знаток, я просто врач, но я много думал над вопросами анатомии. Если упростить определение, которое на самом деле гораздо сложнее, как и вообще все в мире,то надо сказать прежде всего, что красота существует как объективная реальность, а не создается в мыслях и чувствах человека. Пора отрешиться от идеализма, скрытого и явного, в искусстве и его теории. Пора перевести понятия искусства на общедоступный язык знания и пользоваться научными определениями. Говоря этим общим языком, красота — это наивысшая степень целесообразности, степень гармонического соответствия и сочетания противоречивых элементов во всяком устройстве, во всякой вещи, всяком организме. А восприятие красоты нельзя никак иначе себе представить, как инстинктивное.Иначе говоря, закрепившееся в подсознательной памяти человека благодаря миллиардам поколений с их бессознательным опытом и тысячам поколений- с опытом осознаваемым. Поэтому каждая красивая линия, форма, сочетание- это целесообразное решение, выработанное природой за миллионы лет естественного отбора или найденное человеком в его поисках прекрасного, то есть наиболее правильного для данной вещи. Красота и есть та выравнивающая хаос общая закономерность, великая середина в целесообразной универсальности, всесторонне привлекательная, как статуя.
Нетрудно, зная материалистическую диалектику, увидеть, что красота — это правильная линия в единстве и борьбе противоположностей, та самая середина между двумя сторонами всякого явления,всякой вещи, которую видели еще древние греки и назвали аристон- наилучшим, считая синонимом этого слова меру,точнее — чувство меры. Я представляю себе эту меру чем-то крайне тонким — лезвием бритвы, потому что найти ее, осуществить, соблюсти нередко так же трудно, как пройти по лезвию бритвы, почти не видимому из-за чрезвычайной остроты. Но это уже другой вопрос. Главное, что я хотел сказать, это то, что существует объективная реальность, воспринимаемая нами как безусловная красота. Воспринимаемая каждым, без различия пола, возраста и профессии, образовательного ценза и тому подобных условных делений людей. Есть и другая красота- это уже личные вкусы каждого.Мне кажется, что вы, художники, больше всего надеетесь именно на эту красоту второго рода, пытаясь выдавать ее, вольно или невольно, за ту подлинную красоту, которая, собственно, и должна быть целью настоящего художника. Тот, кто владеет ею, становится классиком, гением или как там еще зовут подобных людей. Он близок и понятен всем и каждому,он действительно является собирателем красоты, исполняя самую великую задачу человечества после того,как оно накормлено, одето и вылечено… даже и наравне с этими первыми задачами! Тайна красоты лежит в самой глубине нашего существа, и потому для ее разгадки нужна биологическая основа психологии — психофизиология.
Художники смотрели с удивлением на неожиданного оратора.
— Значит, вы считаете,- заговорила Семибратова, — что эта скульптура…
— Есть красота первого рода- безусловная, — подтвердил Гирин.
Художница пожала плечами и оглянулась на собратьев. Полный седоватый художник сделал шаг к Гирину и протянул руку. Тот назвал себя.