— Как это не пролазит? — поинтересовалась она, отвлекаясь от своего крайне увлекательного занятия, и с недоверием нахмурила светлые брови. — А как ты раньше оперировал с такими ручищами?
— Ну так там можно сделать дополнительный надзрез! — прохрипел он на выдохе, вновь предпринимая попытку дотянуться до заветной детали.
Ирина грустно улыбнулась, на мгновение закрывая глаза, погружаясь в воспоминания о том дне, который закончился потрясающе — им удалось доехать до родителей и вместе отпраздновать Новый год. Но в следующую секунду Колесниковой пришлось очнуться от больно ранившей мысли — в этот Новый год она без Антона. Как и, похоже, все следующие…
Дверь в палату неприятно скрипнула. Ирина не удосужилась обернуться, предполагая, что к ней пожаловал её лечащий врач — неприятная старая женщина с абсолютно грубыми руками. Совсем не такими, какие были у Антона — уверенными, но в то же время нежными и аккуратными.
— Не думал, что застану бронзового призера чемпионата страны в таком упадничестве, — сзади раздался знакомый голос, вынудивший Ирину буквально подпрыгнуть на постели, не заметив импульс боли в ноге, а затем тут же развернуться к гостю, забыв об ужасном внешнем виде. — Я думал, у тебя тут вечеринка…
— Антон! — с облегчением простонала Ирина, предпринимая торопливую попытку встать. Пытаясь всунуть дрожащую от судороги ступню в пластмассовую тапочку, Колесникова то и дело поднимала взгляд на любимого мужчину, однако не понимала, что её улыбка обезумевшей от счастья женщины вкупе с размазанным макияжем выглядела скорее жутко, чем очаровательно… Но Антон при этом глупо улыбался ей в ответ. То ли потому, что за годы работы видел вещи и более жуткие, то ли потому, что Колесникова для него в любом виде оставалась привлекательной.
— Сиди, не дергайся, — мягко попросил он, наконец полностью заходя в палату, и закрыл за собой дверь, давая возможность Ирине увидеть красивый новогодний букет в его руках. — Не успел поздравить тебя с победой, тебя так стремительно… увезли, — добавил, протянув его Колесниковой. И та, благодарно и смущенно кивнув, опустилась с ним обратно на постель, принимаясь разглядывать позолоченные шишки и будто припорошенные снегом еловые ветки.
— Очень красивый… — шепотом признала Ирина, неловко обнимая букет. Она так мечтала увидеть Антона, что теперь, когда тот был рядом, боялась поднять глаза.
— Как себя чувствуешь? — задал давно волновавший вопрос Берестов. Перед её произвольным прокатом он демонстративно ушел в свой кабинет, потому что не мог на это смотреть. Он и раньше переживал из-за её хронических болей, но когда узнал, что всё то время они были в стадии обострения и подавлялись медикаментозно, и вовсе отказывался быть свидетелем подобных самоистязаний. «Ирина сделала свой выбор» — успокаивал собственные чувства и совесть он, шагая к заветной двери по подтрибунному помещению. Вот только усидеть долго в кабинете не получилось. Сначала к нему прибежали юниоры, взволнованные тем, что Колесникова, блестяще откатав программу, со льда выходила уже с трудом. Затем он сам бросился к площадке, когда вокруг Ирины уже столпились несколько врачей сборной, приняв коллективное решение вызвать скорую помощь, чтобы Колесникову госпитализировали.
— Уже намного лучше, — улыбнулась Ирина и заметила как Антон, нахмурив брови, рассматривал опустевший стеклянный бутылек в подставке для капельницы.
— Что тебе вливали? — недобро поинтересовался он, продолжая стоять в паре шагов от предмета, так сильно лишившего его спокойствия.
— Я уж думала, — начала Ира, ощущая прилив сил рядом с Антоном, — что ты сюда пришел как мужчина, а не как врач.
Берестов ухмыльнулся, узнавая упрямую Колесникову, и на мгновение перевел на неё требовательный взгляд.
— Понятия не имею, я не интересовалась, — вынужденно произнесла она.
Антон вздохнул, мысленно отмечая, что пациенты всегда делятся на два типа — первые гуглят каждое слово врача, читают форумы, а затем с умным видом спорят, мол «баба Клава этим лечилась и через месяц умерла, зачем вы мне это назначили?», а вторым абсолютно безразлично всё, что с ними делает медицинский персонал. А хотелось бы золотой середины.
— Хлорид натрия… — задумчиво прочел он. — Зачем?.. — поинтересовался скорее сам у себя, чем у Ирины, которую такой больной интерес Антона начинал задевать. И она совсем не догадывалась, что это лишь потому, что ему так же неловко, как и ей самой. И потому Антон предпочитал говорить о чем угодно, но не о них двоих.
— Ты ради этого пришел? — вновь попыталась поддеть его Колесникова, вынуждая взглянуть на себя. — Мог бы послать кого-то другого, ты ведь теперь мною не занимаешься… — с обидой поджала бледные и чуть потрескавшиеся губы она.
— Не понял… — ошарашенно произнес Антон, деловито уперев руки в бока. — Ты серьезно считаешь, что имеешь право сейчас кидать мне какие-то предъявы?! После того, что ты сделала?
— А что я сделала, Берестов?! — Колесникова отложила букет на постель, чтобы выразительно всплеснуть ладонями. — Ты даже не дал мне объясниться.
— Да я не вижу пользы от этих объяснений! — заводился он, недобро сверкнув линзами очков. — Ты же жутко мотивирована, ты ведь всегда будешь биться за… — Антон растерялся, отмечая её болезненный вид. — За что, Ира? Разве эта медаль, к которой ты шла годами боли и унижений, стоила того?
— Нет, — не раздумывая шепотом ответила она, — не стоила…
— Вот! Видишь! Ты неадекватна! Для тебя вот этот мазохизм — нормален. Ты продолжаешь его оправдывать…
— Антон, — глупо улыбнулась Ирина, пытаясь прервать его гневную тираду, которая в то же время её радовала. Если бы ему было плевать на неё, он так бы не заводился. — Ты вообще слышал, что я сказала?
Берестов замолчал, несколько секунд безмолвно смотря в голубые глаза. И Колесникова была готова поклясться, что ещё никогда не видела его, огромного профессионала своего дела и просто умного мужчину, таким растерянным. Казалось, что он изо всех сил пытался сложить в своей голове элементы пазла, которые критически друг другу не подходили.
— Медаль того не стоила, — повторила Ирина, счастливо улыбаясь, — я делала это всё не ради неё, но поняла только когда она оказалась на моей шее.
— Тогда… — медленно произнес Антон, продолжая веселить Колесникову своими округлившимися глазами. — Зачем? — вновь задал свой излюбленный и при этом так бесивший Иру вопрос.
— Если бы я сдалась раньше… Тогда, в любой из тех дней, когда болела нога, в любой из тех чемпионатов, на которых вновь становилась пятой, шестой, седьмой… В один прекрасный день я не встретила бы тебя. Вот зачем я продолжала. Одна любовь всей моей жизни… Вела меня к другой… — Ирина смущенно улыбнулась, чувствуя себя глупой, влюбленной девчонкой. Она никогда не говорила чего-то глубоко Антону, боясь показаться ему простой, такой как все. И сейчас, когда уже почти его потеряла, наконец, позволила говорить своему сердцу.
Антон молча опустился перед ней на корточки, взяв маленькие ладони в свои и заглядывая в её лицо снизу вверх.
— Я готова уйти, — продолжила она, чувствуя тепло любимых ладоней. — Но только ты больше никуда не уходи… — прошептала гораздо тише.
— Нет, Ирина, я такое не прощаю, — нахмурился Антон, отстраняясь и отпуская её руки. — Я не могу это вот так оставить.
— Что? — вмиг охрипла Колесникова, с ужасом наблюдая за тем, как Берестов действительно выходит из её палаты. — Антон! Пожалуйста!
— Я должен, Ира, — сурово произнес он, остановившись в дверях и замечая, как лицо Ирины вытягивается от удивления, смешанного с шоком. — Я должен узнать, какой идиот поставил тебе хлорид натрия…
Колесникова зажмурилась, облегченно выдыхая, а Антон довольно улыбнулся, наблюдая за её реакцией.
— Знал бы ты, как я порой ненавижу твое чувство юмора! — прорычала Ирина, хватая с постели подушку, и успешно попала ею в Берестова.
— А пока я буду нести возмездие, ты можешь собираться. В этот Новый год поедем к моим родителям. Ты теперь для них жуткая звезда, — с напускным недовольством закатил глаза Антон. — Мама все уши протрещала, какая ты потрясающая фигуристка, а я, оказывается, кабинетный клещ, который должен благословить небеса за то, что ты обратила на меня внимание…