— Да, я был бы рад, если бы ты освободилась от чувств ко мне, — процедил Снейп. — Они всегда причиняли тебе боль, даже когда я смел разжигать их и поддерживать. Даже когда я, как последний подросток, имел наглость жить с тобой, пользуясь вспыхнувшей между нами любовью. Ты винишь меня - и винишь справедливо, но я уверен, что когда-нибудь ты поймешь. Гермиона, ты тоже любила не меня. Точно не того, кем я действительно являюсь. Ты любила хорошего, сильного, взрослого и мудрого человека, способного защитить всех и вся, оберегающего все, что так тебе дорого. А я… Я всего-навсего двойной агент, в последнее время уже не вполне понимающий, на чьей он стороне - потому что стороны стерты. Они, черт побери, стерты в ноль, если Гермиона Грейнджер добровольно принимает Метку Темного Лорда и позволяет превратить себя в волшебницу путем изуверского садистского ритуала!
— Красиво говоришь, очень красиво, — перебила Гермиона, чувствуя, как к горлу подступил комок. — Так складно получается! Да только один маленький момент рушит в пух и прах твои логические линии. В том-то весь фокус, профессор Снейп, что полюбила я именно тебя - такого, какой ты есть. Как бы ты ни хотел оправдать себя, отмахнуться от этого факта — не выйдет! Вряд ли кто-то знает тебя лучше, чем я. Я всегда любила тебя, и не тебе решать, была я счастлива или нет! Но в одном ты определенно прав: не сведи нас судьба в лице Темного Лорда, я бы, скорее всего, никогда не была с тобой. А те юношеские чувства, наверно, навсегда бы остались светлым и отрадным воспоминанием о первой любви - немного приукрашенной, сильно надуманной - и на частично дорисованном образе взрослого загадочного мужчины. Но только ты виновен в том, что из этого удивительного шанса на безграничное и настоящее счастье, вышла грязь, боль и разочарование, которое лишило тебя ног, а меня — огромной части души. Знаешь, в моей власти сейчас воздать тебе по заслугам, даже без магии! Но я все равно не стану этого делать. Если наверху кто-то есть, то ему в нужный срок ты и ответишь на все вопросы. И, Северус Снейп, чует мое сердце: ответишь очень и очень скоро! И я не собираюсь ни помогать тебе, ни спасать. Прощай!
Она развернулась и стремительно направилась к выходу. Снейп пытался ее остановить, окликнуть, но тщетно: Гермиона ни разу не обернулась. На душе царила ужасная, давящая пустота, хотя она ожидала душащих горло рыданий. Но нет. Наверно, это было подобие болевого шока, когда какое-то время после тяжелой травмы ты не чувствуешь вообще ничего, только звенит в ушах и черно перед глазами.
Осознание стало наваливаться позже и постепенно. Вначале это выразилось в злости при виде Джинни, которую Гермиона не преминула на нее обрушить. Потом на смену злости пришло самое страшное - отчаянье. Боль, пронизывающая все тело своими тонкими ледяными щупальцами. Желание исчезнуть, переродиться, умереть, забыться и ничего не помнить о том, как ее мужчина, ее возлюбленный воспользовался ссорой, чтобы начать отношения с другой. И трахнул эту другую ровно так, как хотел - и как тренировался на Гермионе, не задумываясь о том, хочет она этого или нет. О Мерлин…
Путь к камере Гарри Поттера, местоположение которой теперь было известно Гермионе, близился к завершению. Впереди ее ждало не менее эмоциональное потрясение, и сейчас нужно было во что бы то ни стало взять себя в руки. Мальчик, который столько раз выжил и до сих пор оставался жив, Надежда волшебного мира и просто друг, один из самых близких и любимых ею людей, один из тех, кого она практически считала семьей, находился за вот этой дверью. Гермиона внутренне сжалась, вставляя ключ в замочную скважину. Как он ее встретит? Что подумает? Она внутренне приготовилась к его шоку, недоумению, неверию, а потом к разочарованию, ощущению предательства и к боли в зеленых глазах с давно потухшими искорками. Она крепче сжала другой рукой палочку Гарри, которую получила от стражи по указанию Темного Лорда - вопреки ее опасениям, никакого сопротивления с их стороны не последовало.
Три, два, один. Больше оттягивать некуда. Пора!
Дверь распахнулась, и взору Гермионы предстал Гарри Поттер, полусидящий на неудобной деревянной койке, едва прикрытой рваным матрацем. Он, похоже, дремал до ее появления, но лязг двери заставил его прийти в себя и вскочить. На Гермиону взглянули глаза, полные решимости и твердости - совсем как у того Гарри, которого она последний раз видела в Министерстве, только теперь куда более зрелые, сильные и смелые. Одной секунды ей хватило, чтобы понять: ее лучшего друга не сломали. Но поразмыслить об этом не удалось, потому что уже в следующее мгновение Мальчик, который снова выжил, крепко прижимал Гермиону к своей груди. Сквозь свои против воли катящиеся слезы, сквозь его такой родной, но подзабытый запах она слушала его голос и слова, которые Гарри Поттер повторял вновь и вновь, будто они были заклинанием:
— Я знал, знал, что ты жива!
Интерлюдия
В камине потрескивали дрова, пламя было неровным и беспокойным, но именно это и умиротворяло. Странная природа огня. Он может давать жизнь и отнимать, может быть тем, что греет одинокого путника в ночи, а может сжечь дотла целый континент. Гибель и спасение. С ним опасно, без него — невозможно. Огонь — странное явление, которое является самым лучшим и наглядным доказательством тесного переплетения добра и зла, темной и светлой сущностей в одной ипостаси.
Она лежала на ковре перед камином в вальяжной позе, рассеянно переводя взгляд с беспокойного огня на его письменный стол, туда и обратно. Огонь отражался от ее рыжих волос, наделяя их красноватым оттенком, кожа, казавшаяся совсем белоснежной, причудливо мерцала в бликах пламени. Неоднозначное, притягательно-губительное пламя огня и девушка, так сильно на него похожая. Удивительная картина, заставляющая время остановиться.
— Что ты там делаешь? — поинтересовалась она, не без интереса в голосе. Он сделал предупреждающий жест рукой — молчи. Тогда она шевельнулась, явно намереваясь встать. Как всегда, наперекор его воле.
— Нет! — Он повысил голос. — Не двигайся. Я не хочу, чтобы ты разрушила это мгновение.
Она непонимающе на него посмотрела, и он, немного скривившись, пояснил, продолжая водить карандашом по бумаге:
— Я стараюсь его запечатлеть.
— Ты что, рисуешь меня? — она иронично подняла вверх левую бровь. — Я увижу рисунок?
— Не сейчас, — отрезал он. — Может быть, даже не потом.
Она улыбнулась и кивнула, но затем внезапно замерла, и ее взгляд стал отрешенным на некоторое время. Затем она вздрогнула и пробормотала:
— Это уже было. Что-то не так.
— Конечно, было, — согласился он, внимательно сосредоточившись на рисовании. — Ты вспоминаешь.
— Значит, я сплю? — догадалась она. — Все это не на самом деле?
— Конечно, ты спишь, — усмехнулся он. — Только кто сказал, что это все не может происходить на самом деле? Я рассказывал тебе о множественности пространства.
— Я помню, — она вздохнула. — Но это сны, а значит, пространство не особенно играет роль. Когда люди снятся друг другу, значит, что они друг о друге думают. Кажется, когда я просыпаюсь, там, в другом пространстве, я о тебе не помню. Только что-то смутное, иногда пугающее. Значит, это ты думаешь обо мне? Поэтому мы вновь здесь оказались?
— Мы здесь, потому что время почти пришло. Очень скоро эти сны встретятся с твоей реальностью, и все будет так, как я тебе говорил. Но еще ты здесь, потому что хочешь поговорить со мной. Я-то здесь всегда, а ты приходишь временами. Но не волнуйся, мой огонь, это нормально. Бессмертные не расстаются…
Она зажмурилась и тряхнула головой.