Джинни как-то раз спросила у Тома, почему Волдеморт изъял из сознания самого себя, юного, сильного, перспективного, почему отринул и заточил в дневник. Он пожал плечами, окинул ее долгим бездонным взглядом, провел холодным пальцем по ее щеке и ответил:
— Потому что он меня — себя — испугался. Он тоже странствовал по будущему, прошлому и настоящему, и увидел смутный образ... твой образ. Он расценил это как слабость, недопустимую привязанность, решил, что это его погубит и заставить сойти с намеченного пути. Он никогда не признавал чувства и принял решение отделить часть себя, которая вызывала страх. Можешь считать это юношеским максимализмом. Волдеморту очень хотелось быть совершенным, воплощением расчета, логики и беспристрастности, в этом он видел единственный ключ к победе. В результате мы с ним стали разными, а не составляющими целого. Видишь ли, тогдашний лорд Волдеморт думал, что подобным образом обманет судьбу и даже не предполагал, что именно так сделает возможным ее осуществление.
Джинни всегда знала, что это закончится. Неизбежное расставание давало о себе знать каждый раз, когда соприкасались их губы, когда в порыве безудержных страстей сплетались их тела и смешивалась кровь, при каждом взгляде и вздохе. Но в тот день, когда Том рисовал ее портрет, это чувствовалось сильнее всего.
— Очень скоро все произойдет, Джиневра, — сказал он тогда, не отрываясь от рисунка. — Я передал тебе все, что хотел и мог, ты знаешь, что делать, но будь готова к тому, что после моего исчезновения наши враги поработают с твоим сознанием ничуть не меньше, чем Волдеморт — со своим. Вероятно, ты не будешь помнить ничего из нашего взаимодействия, тебя даже могут снабдить другими воспоминаниями, чтобы вернуть сознание 11-летней девочки. У них обязательно получится, но не до конца. Ты больше никогда не будешь прежней. Отныне в тебе живет другая сущность, развившаяся по иному пути. Я передал тебе свои силы. Как бы ни складывалась твоя жизнь после моего исчезновения, ты нынешняя, настоящая будешь всегда прорываться наружу, потому что это — твое будущее и судьба, и этим людям ничего с тобой не сделать.
Тогда ее глаза наполнились слезами, хотя она старалась никогда больше при нем не плакать. Но поделать с собой ничего не получалось, перспектива расстаться на долгие годы, да еще и лишиться памяти казалась слишком кошмарной, и ей было плевать, что он подумает. Джинни повторяла, что не хочет забывать ни его, ни себя. Тогда Том подошел к ней, поцеловал до привкуса крови во рту, и сказал, что она обязательно его вспомнит, когда придет время. Посмотрел в глаза, сжал кисть ее руки и впервые по-настоящему попросил. Не приказал, не обязал, не сообщил для приема к сведению - попросил.
— Пожалуйста, вспомни меня. Я буду посылать тебе знаки. Держись за них, пытайся в них разобраться. Несмотря на любые препятствия цепляйся за эти ниточки, и они приведут ко мне. Только так наша связь никуда не денется. Только так я смогу вернуться в мир, и все, к чему мы стремились, исполнится.
Она обещала себе никогда не забыть этот день. Ведь невозможно забыть искры боли и неприкрытого отчаянья, которые сыпались из его черно-синих глаз. Невозможно вычеркнуть из памяти мольбу, которая слышалась в его обычном прохладном тоне. Невозможно — тогда Джинни была в этом уверена…
Они никогда не говорили о любви друг к другу. Том Риддл дал ей несравнимо больше, чем пустые признания и слова. Она была нужна ему — он был нужен ей. Судьба. Выбор. Вместе — один раз и на всю оставшуюся жизнь, вопреки и несмотря. Ее идеал. Ее половина. Ее прошлое, настоящее и будущее…
С глаз Джинни словно упала пелена. Все детали мозаики собрались воедино. Вся ее жажда, муки, сны, воспоминания, наваждения, поиск, неудовлетворенность, ощущение собственной бесполезности в социуме и неправильного течения жизни — все нашло объяснение. Разумное, как она и хотела. Это объяснение казалось теперь настолько очевидным, лежащим на поверхности, что в голове крутился лишь один вопрос: как, как, черт возьми, можно было ничего не понять сразу?! Какой слепой надо было быть, чтобы не разобраться, не прочитать посылаемые им знаки?! Сколько, Мерлин, сколько дров она наломала из-за шор на своих глазах?!
Она же клялась себе не забывать его слова и взгляд в тот самый день! Почему сны о Томе ничего ей не напомнили? Ведь в его голосе и глазах в этих снах каждый раз была та же боль, что в их последнюю встречу, только усиленная во сто крат!
"Я и так позволяю тебе слишком много. Любые игрушки, любые отступления. Ты можешь развлекаться сколько угодно, но ни один из них не заменит тебе меня. Ты забыла меня, Джиневра. Ты обещала прийти и забыла…"
— Том! — закричала она, переворачивая его лицом к себе. — Том, очнись, ради всего святого!
Она трясла его за плечи, перед глазами все плыло из-за слез, которые Джинни больше не могла сдерживать. Том не подавал признаков жизни. Она в бессилии повалилась к нему на грудь, захлебываясь рыданиями, буквально вжимаясь в него в надежде вновь ощутить биение его сердца.
— Ты вернулась, — раздался его голос, и впервые в жизни он звучал совсем по-настоящему, живо и так близко. Джинни отстранилась от него, не веря своим ушам.
Том с трудом приподнялся, откашливаясь. Затем отряхнул каменные щепки с мантии, лица и волос, поднес руку к виску, легко провел по нему пальцами и медленно поднес кисть к глазам.
— У тебя кровь, — прошептала Джинни. Он радостно посмотрел на нее, а потом расхохотался.
— Кровь, Джиневра! У меня настоящая кровь! — воскликнул он.
— У нас все получилось, — проговорила она, улыбаясь сквозь слезы. — Ты жив, и я нас вспомнила! Я здесь, Том. Теперь уже насовсем!
Он резко помрачнел. За мгновение не осталось даже отголоска счастья, которым только что сияли его глаза. Том посмотрел на Джинни тяжелым взглядом, в котором зияла гнетущая, тяжелая пустота, и произнес:
— Знаешь, после всего, что произошло, после всех твоих Поттеров, Малфоев и Снейпов, я бы хотел никогда больше тебя не видеть. Но, что поделать, ты была единственным человеком, с которым я мечтал встретиться вновь.
Джинни почувствовала, что в горле встал комок. Первым порывом было оправдываться, говорить, что она ничего не помнила, что он сам об этом предупреждал… Но Том ведь и так все знал. Он наблюдал изо дня в день, из года в год через ту связь, которая между ними оставалась, вновь и вновь посылал ей знаки, каждый раз с болью думая, что ошибся в ней, переживая очередное предательство с ее стороны. Что она может сказать в свое оправдание? Какие слова извинения могут помочь белому шелковому платью, безнадежно залитому красным вином? Что ты наделала, Джиневра Молли Уизли?!
— Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить, — проговорила она с болью в голосе. — Не уверена, что заслуживаю этого.
Он поднес руку к ее лицу и легко дотронулся до губ. Джинни вздрогнула. Раньше его пальцы всегда казались ей ледяными, но теперь в них билась жизнь.
— Здесь совершенно не важно то, что казалось важным там. Твои слова, не так ли? — спросил Том.
Она кивнула, внимательно глядя на него. Уголки его губ подернулись еле заметной улыбкой, отозвавшейся искренним счастьем на лицах обоих.
— Почему, почему тебя так долго не было! — прошептала Джинни, приникая к его груди. Том Риддл молча обнял ее и крепко прижал к себе.