– Прости, Козетта, – прошептал Джон, отползая от окна и огибая каменную горгулью.
Преследование помощников Рашкина – всего лишь временное решение проблем. Существует только один способ остановить их навсегда: уничтожить источник зла. И не дай бог промахнуться, тогда на его совести будет еще немало смертей.
На улице Скара снова села за руль, и машина вскоре скрылась за поворотом, тогда Джон воспользовался водосточной трубой и спустился на землю. В дом он попал через окно на первом этаже, выбив кусок фанеры, заменявший стекло. Джон не пытался действовать тихо, Рашкин всё равно никуда не мог уйти. Без труда отыскав комнату, где находилось логово чудовища, Джон распахнул дверь и остановился на пороге. Рашкин сидел на своей лежанке и в упор смотрел на незваного гостя. Их взгляды скрестились.
– Я тебя ждал, – произнес Рашкин.
– Тогда ты знаешь, зачем я пришел. – Рашкин улыбнулся:
– Ты не сможешь мне ничем навредить. У тебя был шанс – той зимней ночью, – но ты слишком замешкался. Теперь мы не в сновидении создателя, и я не собираюсь совершать ошибку и снова проникать туда. Смирись, Джон Свитграсс, и прими свою судьбу.
– Нет, – воскликнул Джон.
Он в ярости сжал кулаки, но понял, что на этот раз Рашкин сказал правду. Всем своим существом он хотел схватить чудовище за горло и лишить его жизни, но не мог сделать ни шага, как не мог причинить зла Изабель.
– Теперь всё кончено, – продолжал Рашкин. – Ты погубил много моих охотников, но больше этого не случится. Вражда между нами завершена. Я получу от тебя всё, что мне нужно, и раз и навсегда покончу с тобой и остальными созданиями Изабель.
Но Джон чувствовал себя в безопасности. Задолго до ужасного пожара на острове Рен он забрал свою картину и перенес ее в студию одной из учениц Рашкина – той, что не настолько долго терпела художника, чтобы поддаться его чарам. Барбара написала пейзаж поверх его портрета и после этого хранила картину в кладовке среди своих ранних работ. В благодарность за это Джон рассказал ей о возможности вызывать ньюменов из прошлого, поделившись своими наблюдениями и знаниями, полученными от Изабель. Но Барбара ничуть не заинтересовалась этим явлением. Из любопытства она вызвала одного ньюмена, – просто чтобы проверить свои способности, решил Джон, – но с тех пор больше этим не занималась.
– Мне хватает проблем со своей собственной жизнью, – сказала тогда Барбара Джону. – Ответственность за чужие судьбы была бы лишней.
Если бы Изабель приняла такое же решение! Несмотря на то что лишь благодаря ее таланту Джон пришел в этот мир, он предпочел бы остаться в прошлом навсегда, лишь бы не видеть гибель своих друзей.
– А знаешь, – снова заговорил Рашкин, – больше всего мне жаль Бенджамина. Он оставался со мной дольше остальных.
Джон едва поверил своим ушам.
– Ты не способен ни на какие чувства, кроме жадности, – ответил он Рашкину.
– В этом ты не прав, – возразил он. – В моих отношениях с обществом случались ошибки, но стоит лишь взглянуть на мои работы и каждый поймет, что ты лжешь.
Джон тряхнул головой:
– Кто-то вроде Изабель может поверить тебе, но со мной это не пройдет.
– Картины говорят сами за себя.
– Твои картины так же пусты, как и твое сердце, – сказал Джон. – В них только техника и яркие краски, да еще замаскированный обман, совсем как в их авторе. Под красивым обликом угадывается гниль. Жаль, что за внешним блеском большинство людей этого не замечает.
В глазах Рашкина полыхнула ярость, но он сдержался.
– Так теперь ты еще и художественный критик? – насмешливо осведомился он.
– Я просто неплохо разбираюсь в характерах людей, – ответил Джон.
Рашкин пожал плечами:
– Это уже не имеет значения. Твои способности больше не пригодятся. В конце концов я одержу победу, а от тебя останутся лишь пепел да воспоминания.
– Изабель тебя остановит.
Джон поклялся самому себе убедить ее даже ценой собственной жизни.
– Я в этом сомневаюсь, – рассмеялся Рашкин. – В данный момент Изабель работает над очередной картиной, чтобы восстановить мои силы.
– Ты снова лжешь. Я слышал, как она отказалась.
– И всё же она работает, пока мы тут беседуем. – Рашкин махнул рукой в сторону двери позади Джона. – Если не веришь, пойди и посмотри сам.
Внезапно Джона охватило сомнение. Но ведь он своими ушами слышал отказ Изабель. Или теперь он уже не может доверять собственной памяти, как и памяти Изабель?
– Я уведу ее отсюда, – сказал он Рашкину.
– Откуда тебе знать, а вдруг она не согласится?
– Я ее уговорю.
– Тогда она закончит картину где-нибудь еще, но я всё же получу ее. Смирись, Джон Свитграсс. Я выиграл. Я всегда выигрываю.
Джон резко развернулся и выскочил на площадку. Он прошел по коридору, пропуская все открытые двери, пока не наткнулся на одну запертую. Ключ всё еще оставался в скважине. Одним движением Джон отпер замок и распахнул дверь. И в тот же момент он убедился, что Рашкин не солгал. Изабель повернулась на шум открывающейся двери и взглянула на него. Раздражение исчезло с ее лица, как только она заметила на его руке плетеный браслет.
– Джон? – неуверенно произнесла она.
Он не мог вымолвить ни слова, только молча смотрел в ее глаза. Джон был потрясен таким ужасным предательством.
– Джон, это ты? – спросила Изабель.
– Как ты могла?! – воскликнул он охрипшим от разочарования голосом.
Джон стал поворачиваться, чтобы выйти из комнаты, но Изабель схватила его за руку и попыталась остановить. Он грубо вырвался, но Изабель снова сжала его локоть.
– Нет, – сказала она. – На этот раз мы доведем разговор до конца, и никто из нас не уйдет.
Джон не мог удержаться от резкого замечания:
– Я никогда не покидал тебя по собственному желанию, – бросил он.
– Нет. Но ведь ты и не остался со мной, не так ли?
– Ты не хотела меня видеть.
– Мы оба знаем, что это неправда, – покачала головой Изабель. – Не мне тебе рассказывать, сколько ночей я провела без сна, желая, чтобы ты вернулся, чтобы всё снова было так, как до нашего разговора в парке.
– Да, но...
– Ты ведь сам говорил, что всегда чувствуешь мое желание встретиться с тобой, значит, ты не приходил только потому, что не хотел. Может, я тебя и прогнала, но именно ты предпочел не возвращаться.
– Ты скучала не по мне, – возразил Джон. – Ты хотела вернуться к прошлому, к тому, что было до того вечера в парке.
– Разве я только что не сказала то же самое? – Джон вздохнул и попытался снова:
– Ты вообразила, что я обязан тебе своим появлением на свет. Что без тебя меня бы не было.
– Нет. Но я чувствую свою ответственность за твою судьбу в этом мире.
– Ты создала эти врата, но не меня. Ты не создавала никого из нас. Мы все существовали в прошлом.
Изабель кивнула:
– Я написала картины, но решение о переходе принимали вы. Я знаю об этом.
– Так что ты пытаешься мне доказать?
– Я... – Изабель замялась. – Это не просто объяснить.
– Тогда, может, сначала объяснишь вот это? – спросил Джон, показывая на начатую картину на мольберте.
На полотне явно проступали контуры рыжеволосого ангела мщения. Поскольку у Изабель не было времени ждать, пока краски просохнут, она избегала мелких деталей. Огромные крылья, готовые развернуться за спиной фигуры, были еще едва обозначены, да и сам ангел казался несколько расплывчатым, но меч правосудия, вознесенный над головой, был тщательно выписан, и в выражении лица уже явственно проглядывала суровая неумолимость.
– Ангел призван, чтобы покончить с Рашкиным, – сказала Изабель.
– Каким образом?
– Как только ангел появится, он будет защищать всех нас. Если Рашкин снова попытается нанести удар, ангел уничтожит его.
– Это не поможет.
В глазах Изабель мелькнуло разочарование.
– Почему?
– Мы не можем бороться с ним, – объяснил Джон. – Никто из тех, кого ты вызвала. Он создатель, и мы не можем причинить ему зло. Я не знаю почему, но это так.