– Я тогда был совсем маленьким, – сказал он. – И родители разрешали мне только шлепать веслом по воде у самого берега.
Похоже, он выбрал верный путь. Алан заметил, как плечи Изабель немного расслабились и она слегка улыбнулась.
– Тогда просто отдыхай, – ответила она. – Я всегда рада возможности поупражняться.
Пока Алан старался устроиться поудобнее на жестком деревянном сиденье, Изабель опустила весла в воду и резко отвела их назад. Лодка осела на корму и заскользила вперед. Алан положил руку на борт и постарался последовать совету Изабель, но расслабиться ему никак не удавалось.
– Ты взял с собой плавки? – спросила Изабель.
– Разве вода еще не остыла?
Она пожала плечами:
– Здесь почти каждый год достаточно тепло вплоть до конца сентября.
Алан опустил руку за борт. Вода показалась ему ледяной, а до конца месяца оставалось еще две недели.
– Ты надо мной смеешься? – Единственным ответом ему был озорной блеск в глазах Изабель. Алан поразился, как легко они преодолели барьер, разделявший их со дня похорон, но в душе создалось ощущение, что Изабель, так же как и ему, очень трудно сохранять эту непринужденность. За ее дружелюбием угадывалось сильное смятение, а в готовности улыбнуться проглядывала глубокая печаль.
«Перестань анализировать ее поведение. Прекрати оценивать сидящую перед тобой девушку и сравнивать со своими давними воспоминаниями», – уговаривал себя Алан. Но это было нелегко. Несмотря на молчание, прошлое словно витало в воздухе. Он отчетливо ощущал присутствие призрака Кэти, как будто та сидела на борту лодки между ними.
Стараясь отвлечься от мрачных мыслей, Алан посмотрел поверх плеча Изабель на приближающийся остров. За исключением причала и тропинки, уходящей в лес, заросший деревьями берег казался диким и необитаемым, это место очень сильно отличалось от ярких контрастных красок и геометрических фигур, которыми изобиловали последние картины Изабель, по крайней мере те, что Алану доводилось видеть в галереях Ньюфорда.
– Тут какое-то несоответствие, – произнес он.
– В чем? – не поняла Изабель.
– Между тобой и этим местом. Твои работы, которые я видел за последние несколько лет, наводят на мысли о городе – прямоугольные фигуры, похожие на городские кварталы, резкие грани и пронзительные краски. Остров Рен, как мне кажется, должен был вдохновить на совершенно противоположные сюжеты.
Изабель усмехнулась:
– Зато когда я жила в городе, писала в основном пейзажи и портреты с элементами пейзажей.
– Всё наоборот, – с улыбкой сказал Алан.
– Это трудно объяснить, – вздохнула Изабель. – Но я знаю, почему я здесь живу. Мне нравится необитаемый остров и уединенность. Даже среди ночи я могу выйти из дома и гулять сколько душе угодно, не опасаясь ни грабежа, ни насилия. Я люблю тишину, хотя в таком месте не бывает полной тишины. Но это звуки природы, здесь нет ни сирен и ни рева машин. И ощущение мира и покоя надолго воцаряется в душе.
– Я постоянно забываю, что ты здесь выросла, – сказал Алан. – Мы с тобой встретились в городе, и я всегда считал тебя городской девчонкой.
– Я уже давно не девчонка.
– Извини. Женщина. Но ты понимаешь, что я имел в виду.
Она кивнула:
– После пожара я долго не решалась вернуться сюда. – В глазах Изабель мелькнуло странное выражение, которое Алан не смог определить. – Потребовалось немало времени, – продолжала Изабель. – Но я справилась.
Пожар. Это происшествие стало одной из основных временных вех, по которым обычно определяются менее значительные события. Это было словно развод или смерть. До пожара... После пожара...
Алан не знал, как ему реагировать на упоминание об этом несчастье. Нужно было что-то сказать, но он никак не мог решиться. К счастью, именно в эту минуту лодка задела доски причала, и напряженный момент миновал. Изабель стряхнула с себя набежавшие мрачные мысли и рассеянно улыбнулась.
– Ну вот мы и прибыли, – сказала она.
Привычным движением привязав лодку, она ловко выскочила на причал и придержала рукой борт, не давая суденышку отклониться в сторону. Алан тоже сумел благополучно выбраться на дощатый настил, но ему явно недоставало ее грации.
– Ты уже обедал? – спросила Изабель. Он покачал головой.
– Тогда поспешим к дому. Я заранее приготовила несколько бутербродов. Ничего особенного – острый сыр, оливки и помидоры. Всё, что оказалось под рукой.
– Звучит заманчиво, – согласился Алан и последовал за девушкой по узкой тропинке, уходящей в лес.
Дом оказался перестроенным амбаром. Он был расположен на участке земли, выходящем к озеру. Густой лес, растущий с одной стороны, скрывал берег материка, с другой стороны простирались обширные поля, лишь недавно отданные во власть дикой природы. Тропинка тянулась сквозь заросли по-осеннему нарядных берез, сосен и кедров, потом петляла между полуразрушенных временем построек. Среди остатков домиков беспорядочно разрослись кусты одичавших роз, скрывавших от любопытных глаз фундаменты и стены из дикого камня, от которых сохранились лишь небольшие фрагменты без начала и конца.
Бывший амбар тоже утопал в зелени. Южную стену закрывал плющ, обрамлявший два живописных окна, под которыми буйствовали высокие цветы – флоксы, темно-пурпурные мальвы и подсолнухи. Сюда попадало утреннее и полуденное солнце, а студия Изабель помещалась на втором этаже с северной стороны, за громадным окном, пропускавшим потоки рассеянного света. Весь дом укрывался в тени трех величественных вязов, возраст которых исчислялся скорее веками, а не десятилетиями. Два дерева стояли с восточной стороны, а одно – с западной. Казалось, здесь они нашли заповедное убежище, тогда как их городских родичей преследовали болезни.
Остров принадлежал семье Изабель на протяжении нескольких поколений, но после смерти ее отца перестал быть сельскохозяйственной фермой. Мать Изабель переселилась к своей сестре во Флориду и оставила остров на попечение дочери. В первый же год после возвращения Изабель в родные места родительский дом сгорел, и она предпочла не восстанавливать его, а перестроить просторный амбар под жилище и студию. Единственным напоминанием о доме, где прошло ее детство, осталась высокая каменная печь на холме среди зарослей сумаха и малины.
Алан был на острове только один раз – в ночь накануне пожара, так что перед обедом Изабель устроила ему короткую прогулку по своим владениям. Потом они вернулись в дом и уселись перекусить на кухне, выходящей окнами на озеро и сад. Алан совершенно естественно поблагодарил ее за приглашение, и Изабель сочла, что их встреча проходит довольно непринужденно, особенно если учитывать обстоятельства, при которых они расстались в последний раз. Алан выглядел и вел себя совершенно как прежде, и в его присутствии она осознала, как сильно скучала по приятной компании все это время. Трудно было поверить, что перед ней тот самый человек, который отказался навещать Кэти в больнице, который говорил ей ужасные вещи во время похорон.
«Но люди по-разному переживают горе», – подумала Изабель. Она помнила, насколько Алан был привязан к Кэти. Возможно, он просто не в силах был видеть ее на смертном ложе. И вероятно, его рассудок помутился – так же как и ее – и именно этим объяснялось его поведение во время траурной церемонии. Если бы только они попытались утешить друг друга, а не остались каждый со своим горем.
Сидя за столом напротив Алана, Изабель нащупала в кармане джинсов маленький плоский ключ и вспомнила слова Кэти из ее последнего письма, относящиеся к содержимому ячейки камеры хранения.