– А Монг? – продолжала она. – Это что? Ваш тотем?
– Не совсем так, – покачал головой Джон. – В переводе с языка кикаха тудем означает клан, но, думаю, можно употребить и слово «тотем» в том смысле, в котором вы его понимаете. Мой клан посвящен гагаре.
Иззи попыталась сдержать смех, но не смогла.
– Я понимаю, – улыбнулся в ответ Джон. – Большинство полагает, что тотемами могут быть орлы, волки или медведи, но в каждом существе есть что-то хорошее, и мы гордимся принадлежностью к клану черной утки или лягушки. Или гагары.
– На самом деле, это очень красивая птица, – согласилась Иззи, познакомившаяся с этими пернатыми еще в то время, когда жила на ферме острова Рен. – А Монг – хорошее имя для нее, оно звучит не так глупо.
– Для моего народа гагара олицетворяет преданность, но никак не глупость. Но я не могу быть объективным в этом вопросе.
– Хочешь, я буду называть тебя не Джоном, а Мизауном?
– Не стоит, Джон вполне подойдет.
– Твое настоящее имя тоже звучит прекрасно.
– Так же как и Изабель.
– Но оно ничего не означает, – возразила Иззи, внезапно покраснев.
– Это не так. Твое имя происходит от Елизаветы, что означает «посвященная Богу».
Иззи недовольно поморщилась.
– Ну, если ты не религиозна, – продолжал Джон, – тогда считай, что ты связана с высшими силами, наблюдающими за нашим миром. В этом нет ничего плохого.
Иззи недовольно тряхнула головой.
– И еще имя Изабель связано с именем Иза, что означает «с железной волей».
– Грандиозно, – поразилась Иззи. – Но именно железной воли мне очень не хватает. – Разговор об именах напомнил ей о предыдущей встрече. – А откуда ты узнал, как меня зовут?
– Я кого-то спросил, уже не помню, кого именно. Ну вот всё и объяснилось.
В этот момент официантка принесла заказ, и разговор перешел на другую тему. Иззи чувствовала себя немного неловко оттого, что она ела, а Джон только потягивал свой кофе. Но он снова заверил ее, что не голоден, и девушка успокоилась. К тому времени Иззи здорово проголодалась. За весь день она съела только булочку по пути на занятия в университет.
– О чем ты говорила вчера вечером? – спросил Джон, как только Иззи закончила есть. – О каком неподходящем времени для знакомства?
Иззи внимательно посмотрела на своего собеседника:
– Ты и в самом деле не знаешь, о чем шла речь?
Джон только покачал головой, и она рассказала ему о нападении на Рашель.
– Удивительно, что ты ничего не слышал об этом случае, – сказала она в заключение. – Все газеты писали о происшествии, и все вокруг обсуждали эту тему.
– До вчерашнего вечера меня не было в городе, – ответил Джон.
– Разве не ужасно то, что произошло с Рашель? Вот почему ты так напугал меня, когда появился из темноты. Я совершенно не видела твоего лица и не знала, что подумать.
– Это несправедливо, – произнес Джон.
В первый момент Иззи показалось, что он имеет в виду вечер их встречи, но, прежде чем она успела открыть рот, чтобы заверить, что он просто неправильно выбрал время, Джон снова заговорил:
– Самое страшное – это лишить мужчину или женщину права сделать собственный выбор. Без свободы воли мы – ничто. Рабы. Вещи, и ничего более.
– Я согласна, – сказала Иззи. – Да и кто бы мог возразить? Но...
– Но что?
– А что ты скажешь об охоте на животных? Ведь это древний обычай твоего народа. Но сами животные, будь у них выбор, не согласились бы на смерть.
– Нет, – улыбнулся Джон. – Но давным-давно мы заключили договор с обитателями лесов. Мы берем только самое необходимое, и ничего сверх этого. И мы делаем это с уважением. Мы не боимся предстать перед духами своих жертв, когда настанет время всем вместе собраться в Эпангишимуке.
– Где-где?
– В обители духов далеко на западе, куда все мы уходим, когда колесо нашей жизни сделает последний оборот. – В его глазах снова мелькнуло веселье, но на этот раз в нем ощущался оттенок насмешки. – Ты наверняка слышала об этом – «счастливые охотничьи угодья».
– Догадываюсь, что тебе до смерти надоели бесконечные разговоры о вашей культуре с людьми, которые ничего в ней не понимают.
– Не совсем. У нас нет исключительного права на духовную просвещенность, да и многие из наших соплеменников не придерживаются древних обычаев, но, по-моему, наше отношение к окружающей природе может научить остальных жить в гармонии со своей землей. Не стоит забывать, что мы тоже далеки от совершенства. Наши люди медленнее представителей других народов приспосабливаются к тесным городам. Но мы не были ни кровожадными язычниками, какими нас представляли первые европейцы, пришедшие на наши земли, ни благородными дикарями. Мы были просто народом, со своими обычаями и верой, не больше, но и не меньше.
– Хотелось бы, чтобы другие люди тоже так думали, – сказала Иззи. – Тогда несчастье, постигшее Рашель, никогда бы не произошло.
– Те, кто на нее напал, получат по заслугам, – заверил ее Джон. – Это я могу тебе обещать.
В нем что-то изменилось. Ожесточившееся лицо и угрюмые нотки, прозвучавшие в голосе, так испугали Иззи, что она едва смогла сдержать дрожь. В тот момент казалось, что Джон ее не замечает. Он устремил взгляд в невидимую даль, словно наблюдая за актом возмездия.
– Совершив преступление, – продолжал Джон, – они вступили на тропу, где кара неминуема.
Иззи хотелось, чтобы Джон как можно скорее вернулся к ней из этого устрашающего состояния. Ей совсем не нравилась темная сторона его личности, так неожиданно проявившаяся в результате их разговора. В памяти девушки всплыли слова и предостережения Рашкина, утверждавшего, что Джон является носителем зла. Но не успела она испугаться по-настоящему, как взгляд Джона сфокусировался на ее лице, и индеец улыбнулся.
– Такова вера моего народа, – сказал он. Иззи поразилась, насколько благотворно подействовало на нее преображение Джона.
– Кстати, о вере, – заговорила она. – Рашкин, тот человек, у которого я учусь живописи, считает, что я тебя создала.
Сейчас это утверждение казалось ей забавным, и Иззи решила таким образом разрядить обстановку и заставить собеседника немного развеселиться. Но Джон даже не улыбнулся. Он просто вопросительно поднял брови.
– Учитель утверждает, что я создала тебя при помощи картины, – объяснила Иззи. – Нет, не так. Он говорил, что мое творчество выстроило путь, по которому ты явился из неведомого мира. Он полагает, что ты наблюдал за моей работой, а когда убедился, что тебе нравится изображение, пересек черту.
Джон рассмеялся, и девушка решила, что сделала правильный ход. Ей пришлось выставить себя дурочкой, но она смогла исправить настроение Джона.
– Он пытался тебя дурачить? – спросил Джон.
– Нет, – покачала головой Иззи. – Он казался абсолютно серьезным. – Она на секунду заколебалась, но всё же решила продолжить: – Он даже предостерегал меня от встречи с тобой. Говорил, что ты несешь в себе зло, что я должна уничтожить полотно и тем самым заставить тебя уйти обратно.
Джон нахмурился, и все признаки веселья исчезли с его лица.
– Иначе он и не мог сказать.
– Ты знаком с Рашкиным? – поразилась Иззи.
– Я знаю этот тип людей. Они избегают внешнего мира, но наблюдают за всеми остальными и берут от них и от нас всё, что им необходимо.
– Нет, ты неверно судишь о нем, – возразила Иззи. – Рашкин – блестящий художник.
– Не думаю. Настоящие художники живут в этом мире и черпают в нем свое вдохновение. Эти два понятия неразделимы – объекты и те, кто их изображает. Они возвращают миру даже больше, чем взяли у него.
– Он не кажется отшельником, – заметила Иззи, вспоминая свою первую встречу с Рашкиным.
– Да, конечно, – ответил Джон. – Они выходят наружу, чтобы наблюдать. Чтобы найти подходящий объект и заточить его в плен при помощи своего искусства. Но не для того, чтобы принимать участие в жизни общества. Что он отдает взамен?
«Меня, – подумала Иззи; ведь насколько ей было известно, Рашкин больше ничего не сделал для этого мира. – Он учит меня. Но он не выставляет своих картин и, по его собственным словам, не любит выходить из дома и разговаривать с людьми».