– И для этого ты готов совершать самые невообразимые, самые безумные поступки?
– Да, Молли.
Женщина задумчиво смахнула тряпкой крошки со стола и проговорила:
– Я не знаю чем помочь тебе, Птица-Лезвие. Уже много лет мы не держим своих людей в замке, это всегда была вотчина Круга.
– Но у тебя должны быть карты и расписания караулов, не так ли?
– Возможно, Птица-Лезвие, возможно. Я обдумаю твое предложение. Что за человек, которого ты хочешь отыскать?
– Это забринец. Один из сыновей Семерки.
Молли насторожено покосилась на него и пробурчала:
– Час от часу не легче… Ты не можешь ставить себе задачи попроще, воин? Тихий Дом давно не имеет дел с этими сумасшедшими. Они слишком непредсказуемы и опасны.
– Этот забринец состоит на службе у некоего знатного вельможи…
Молли пожала плечами.
– Да, есть один такой… Поговаривают, что он ренегат… Не знаю, кому именно он служит, но пользуется авторитетом на том берегу реки. Ему подчиняются многие из бывших карателей, и по слухам, он платит большие деньги…
– Как его зовут, Молли?
– Его зовут Москит. Его настоящее имя не выговорить даже глашатаю с площади Звезд.
Глава 52
В стороне от оживленных городских кварталов, отделенный от суеты, вони и шума большого города надежной стеной, среди прекрасного сада возвышался украшенный тремя изящными башенками большой дом, принадлежавший некогда самой Мариэтт, любимой фрейлине императора Альфреда Одиннадцатого Гениального. Дом строился исходя из вкусов того времени – небольшие уютные залы, отделанные розовой плиткой, высокие потолки, широкие окна с богатыми витражами, и никакого излишества в виде горгулий на фронтонах или безвкусных бронзовых украшений, столь характерных для построек позднего периода Новой Империи. В течении нескольких столетий дом переходил из рук в руки, но изысканная архитектура его сохранялась, никто из новых хозяев не посмел нарушить строгой гармонии. Из многих домов того времени к эпохе правления Императора Конрада Четвертого лишь эта усадьба добралась в своем первоначальном виде.
В ожидании, пока слуги откроют тяжелые кованные ворота, Таэль с удовольствием рассматривала мягкие линии здания, столь не характерные для большинства человеческих построек в этом городе. Как только ворота распахнулись на ширину достаточную для проезда, она направила оленя вглубь двора. Ей навстречу с поклоном вышей седовласый слуга. Он преклонил колено и подставил руки к стремени. Таэль раздраженно бросила поводья и легко соскочила на землю. Слуга кряхтя поднялся и виновато опустил глаза.
– Моя госпожа…
Девушка стянула платок, закрывавший нижнюю часть лица, и прошипела сквозь зубы:
– Я говорила тебе, Седхай, что не нуждаюсь в твоих раболепных привычках? Достаточно принять поводья, старый тупица… В следующий раз получишь кнутом… Барон прибыл?
– Да, госпожа… С ним господин Москит.
Таэль посмотрела в сторону дома и недобро фыркнула, как летучая кошка.
– Отведешь сегодня оленя к кузнецу. Надо поменять подкову на левой задней ноге и пусть чуть подпилит рога. Только не так, как в прошлый раз…
Слуга покорно кивнул и повел животное в стойло. Девушка, снимая на ходу кожаную шапочку, под которой она скрывала свои дивные волосы, вошла в дом. У порога ее встретил Москит.
– А вот и хозяйка этого нищего притона, где нет ни крошки человеческой пищи, везде лишь засахаренные фрукты и прочая непотребная мерзость! – Бородатый воин шагнул к девушке и крепко обнял ее. – Милая Таэль, как же я соскучился по тебе! Ты просто не представляешь, какие я вырастил фиалки! Желтый кружочек, внутри – черный, и два крошечных красных глазика! Великий Иллар, необыкновенная, волшебная красота, и никто не может этого оценить, наш барон занят лишь поиском смысла жизни, а он цветы считает обычными сорняками, мешающими произрастанию полезных злаков и других капуст!
Таэль чмокнула колючую щеку и высвободилась из медвежьих объятий.
– Я тоже скучала по тебе, Москит. Погоди немного, мне просто необходимо снять эти кожаные штаны и принять ванную…
– Это да… – Москит лихо подмигнул и добавил, – Запашок от тебя еще тот… Пожалуй помойся, или я не стану показывать тебе фиалки. Бедные цветы не переживут такого мощного аромата и завянут… – Глядя, как лицо девушки стремительно краснеет, он басовито расхохотался. – Все-все, молчу… Мы ждем тебя в кабинете барона, милая Таэль. Поторопись!
Когда Таэль, кутаясь в пушистый черных халат, вошла в зал, барон отставил бокал с горячим напитком, настоянным на многих травах, и шагнул ей навстречу.
– Моя дорогая Таэль… Ты все так же прекрасна, время проведенное тобою в страшных чащобах Санд-Карина ничуть не отразилось на цвете твоего лица…
Москит сидел в углу, развалившись на кресле и хитро поблескивая маленькими глазками, крутил в руках большое яблоко. Таэль расправила отливающие всеми цветами радуги волосы, и глядя в серые глаза барона, произнесла:
– Я тоже рада видеть тебя, Джемиус. Конечно, просто сделать комплимент девушке барон Каппри не может.
Джемиус мило улыбнулся и развел руками.
– Таэль… Я думаю, что за три тысячи лет комплименты тебе могли просто надоесть.
– В намеках на мой истинный возраст я почувствовала нотки зависти… Не так ли, барон?
– Конечно, моя дорогая… Человеку простительна такая зависть. Я скучал по тебе…
– И я…
Девушка шагнула вперед и едва коснулась губами сухих губ барона. Джемиус придержал ее рукой за талию и прижал ее горячий лоб к своей щеке.
– Что для тебя человек, бессмертная?
Она обхватила его шею руками и прошептала:
– Немного ласки, немного нежности…
Москит громко хрустнул яблоком, прожевал и недовольно поинтересовался:
– Может мне оставить вас, безумные? Честно сказать, не доставляет никакого удовольствия смотреть на ваши нежности…
Таэль, продолжая обнимать Джемиуса, повернула голову и прошипела:
– Проваливай в таверну, здесь тебе все равно не подадут мяса!
Москит обиженно запыхтел.
– Ага… Как же. Того жалования, что мне платит наш любимый барон хватит только на очень маленького козленка. Размером с кота, не больше… Ладно, все… Ухожу-ухожу…
Спустя некоторое время, Джемиус сидел у камина с бокалом в руке и отрешенно смотрел в огонь. Таэль расположилась рядом, забравшись с ногами в глубокое кресло. В сумерках за окном шелестел листвой дождь.
– Ты уже ничего не чувствуешь…
– Это правда, любимая.
– Я знала, что когда-нибудь это произойдет. В тебе все меньше человеческого, все больше того, что даже я не силах понять. Тебе уже недоступна радость любви, вскоре ты откажешься от сопереживания, от верности и будешь все мерять лишь своими, недоступными прочим, чувствами.
– Уже… – Барон посмотрел на девушку. Его серые глаза были печальны. – Когда в одном мире столько проявлений самых разнообразных чувств, каждое из которых находит свое отражение в формирующемся характере существ, невольно думаешь о том, что человек на самом деле не так прост. Да и если ли такое понятие как человек? Чем человек отличается от демона? Мы называем человеком ту меньшую часть существа, которая доступна повседневности, открыта для внушения, видна всем. Мы называем демоном ту большую часть, которая скрывает в себе недоступные обычному понимаю глубины. Кем люди являются на самом деле? Волей, загнанной в хрупкую оболочку, или же просто оболочкой, примитивом? Где находится та черта, за которой демон начинает преобладать, изменяя человека не только внутренне но и внешне?
– Ты знаешь ответ?
Барон задумчиво кивнул.
– Знаю. Но людям ни к чему мое знание. Я постараюсь вернуть этому миру его первоначальную форму, а для этого мне необходимо победить тех, кто использует того самого демона внутри каждого человека, для собственного возрождения. Я нашел того, кто должен открыть Дверь, я должен был его убить, но поставил не на тех людей. Я думаю, что те, кто двигает им не остановятся и продолжат попытки открыть Дверь. Поэтому нам надо спешить. Вскоре родится последний из длинного списка Элоис, и круг замкнется.