Увидев ее, Интелизано обомлел.
— Раньше она была? — спросил Монтальбано.
— Не было, — отвечал Интелизано. — Я сюда последний раз заходил месяца два или три назад, и соломы не было. Ее сюда притащили.
Наклонился и поднял длинный кусок проволоки. Осмотрел и протянул комиссару.
— Такими скрепляют рулоны соломы.
— Может, она им была вместо тюфяка, — заметил Фацио.
Монтальбано покачал головой.
— Вряд ли сюда принесли солому ради подстилки. Могли бы и спальником обойтись при необходимости. И потом, ради одной-двух ночей зачем им было ставить дверь?
— А тогда зачем?
— Я согласен с синьором Интелизано. Это место использовали как временный склад.
— Или временную тюрьму, — сказал Фацио.
— Не согласен, и все из-за соломы, — парировал комиссар. — Ее использовали, чтобы что-то прикрыть. Если бы кто-нибудь влез и заглянул через прореху в крыше, то увидел бы только кучу соломы.
Пол был глинобитным, без кирпичной кладки.
— Помогите-ка, — обратился Монтальбано к Фацио и Интелизано. — Надо убрать солому.
Они перекидали часть соломы в другой угол.
— Хватит, — внезапно сказал комиссар, наклоняясь и всматриваясь.
Отчетливо виднелись три широких полосы, одна рядом с другой.
— Тут протащили три ящика, — сказал Монтальбано.
— И увесистых, — добавил Фацио.
— Наверное, стоит убрать всю солому.
— Согласен. Вы себе идите покурите, а я тут пошурую с Галло и синьором Интелизано, — предложил Фацио.
— Ладно. Но смотрите во все глаза, вдруг хоть какую мелочь найдете, клочок бумаги или железяку — надо понять, что тут хранили.
— Галло, иди-ка сюда! — крикнул Фацио.
Монтальбано вышел, закурил. Не зная, чем себя занять, решил пройтись и невольно очутился на задворках дома. В окне виднелась доска, мешавшая заглянуть внутрь. Либо забыли отодрать, либо решили не возиться после того, как склад опустел.
Метрах в тридцати вразброс росло восемь или девять чахлых миндальных деревьев, скорее всего, остатки прежних садовых посадок.
Вокруг — ничего, вернее, пейзаж, весьма похожий на тот, что привиделся ему во сне.
Стоп, минутку, если приглядеться, деревьев было не восемь или девять, а ровно четырнадцать.
То есть девять были целыми, со стволом и кроной, а от пяти оставался один ствол.
Верхушка была срублена не топором по частям, а словно бы деревьям снесли башку одним точным и четким ударом: крона каждого дерева, целехонькая, лежала на земле в десятке метров от своего ствола.
Что тут могло произойти?
Комиссара разобрало любопытство, и он подошел к ближайшему обезглавленному дереву.
Срез был ровным, словно действовали скальпелем. Но даже встав на цыпочки, он не мог толком ничего разглядеть.
Тогда комиссар прошел десять шагов и осмотрел верхушку дерева — падая, та опрокинулась.
Нет, не мощный клинок одним махом сшиб дерево, а нечто огненное — ясно виднелись темно-коричневые следы жженой древесины.
И вдруг он понял.
Развернувшись, понесся к дому и на углу едва не врезался в Фацио — тот выбежал звать комиссара.
— Что там? — спросил Фацио.
— Что там? — спросил Монтальбано.
— Мы нашли… — начал Фацио.
— Я нашел… — одновременно с ним начал комиссар.
Оба запнулись.
— Будем спрягать глагол «найти» целиком? — спросил Монтальбано.
— Говорите сперва вы, — сказал Фацио.
— Я нашел за домом деревья, их укоротили чем-то вроде гранатомета или ракетницы.
— Ни хрена себе, — сказал Фацио.
— А ты что хотел сказать?
— Мы нашли шесть листков «Островного вестника» в масляных разводах.
— На что спорим, это оружейная смазка? — предложил Монтальбано.
— Никогда не спорю, если уверен, что проиграю.
— Там было оружие, и они решили его испытать, стреляя по деревьям, зуб даю, — сказал комиссар.
— А теперь что будем делать? — спросил Фацио.
— Давай зови всех.
— И куда пойдем?
— Поищем осколки под деревьями.
До часу дня они шарили в траве и пыли.
Когда нашли с килограмм осколков, комиссар сказал, что этого довольно и можно возвращаться.
Они отвезли Интелизано домой, наказав никуда не уезжать и ни с кем не говорить об этом деле, а потом поехали в комиссариат.
— Как договоримся? — спросил Фацио.
— Занеси ко мне в кабинет осколки и газетные листы и скажи Мими, что мы с ним увидимся в четыре. А я сажусь в машину и еду обедать. Дай-ка мне свой мобильный.
Было уже полтретьего, и он боялся, что Энцо закроет заведение. От голода сводило кишки.