– Ах это… Это ученические работы. Я не собиралась их выставлять, Родзянко уговорил. А мои настоящие картины тебе нравятся?
– Не знаю. Они меня и притягивают и пугают. Как в фильме, когда ждешь, что вот-вот что-то случится.
– И ничего не случается?
Борис посмотрел на девушку немного отстраненно, будто думал о своем.
– Нет, случается. Что-то ВСЕГДА случается. А большой, наверно, переполох поднялся на выставке. Ну, и среди твоих знакомых, когда ты исчезла.
– Видимо так, – равнодушно кивнула девушка.
– Кто-то может с ума сойти от беспокойства.
– Нет, никто.
– Да? Это прекрасно. Я хотел сказать, это скверно. Иллерецкая слабо улыбнулась – Борис не мог поручиться, что ему не почудилась эта улыбка.
– А ты? – произнесла девушка с неуверенной интонацией.
– Что я? – откликнулся Борис.
– Из-за тебя есть кому сходить с ума?
– О да… Толпы моих будущих читателей. Правда, они еще не знают, какая утрата их постигла.
– Я серьезно.
– Серьезно? Хорошо.
– Что хорошо?
– То, что ты серьезно задаешь такой вопрос.
Борис повернулся к девушке. Капельки воды на ее лице сверкали, как крохотные бриллианты.
– Это дождь, что идет с омраченных небес, – пробормотал он.
– Что?
Борис ощутил дыхание девушки, столь отличное от морского ветерка. Оно пахло… Молоком? Это невозможно, и тем не менее это так. Молоком, свежескошенной травой, чем-то далеким, детским.
– Ничего. Просто какое-то стихотворение.
Борис осторожно коснулся губами губ девушки. Она не ответила и не отстранилась. Ее ресницы трепетали, но это был только ветер.
– Наш корабль идет ко дну? – прошептал Борис так близко от ее лица, что она не услышала, а почувствовала его слова.
– Это так, капитан.
– Но мы можем уйти на берег.
– Нет, капитан. Никто не может. Людям лишь кажется, что можно сесть в шлюпки и вернуться на берег. На самом деле никто и никогда не уходит с тонущих кораблей.
– Никто и никогда?
– Нет.
Борис обнял девушку, глядя в ее невероятно синие, как небо, глаза. Всегда что-то случается, и никто не уходит с тонущих кораблей.
Уцепившись за низенький фальшборт, девушка встала и закричала по-английски:
– Хей, шкипер! Мы возвращаемся в гавань! Удивленный Том Лэннинг оглянулся.
– Но вы же еще ничего не видели! Я хотел показать вам древние скалы Блэкуотера, мисс…
– Бунт?! Я прикажу протащить вас под килем! Лэннинг расхохотался, демонстрируя крепкие белые зубы, и заложил такой крутой вираж, что девушка не удержалась на ногах и плюхнулась на колени Бориса. Через двадцать минут «Аманда Линн» причалила там, откуда отправилась в путь.
– Спасибо, Том, – искренне поблагодарил Лэннинга Борис. – Это было лучшее путешествие в моей жизни.
Пожав руку озадаченному мореплавателю, он подхватил девушку и вынес на берег.
– Пиво забыли! – окликнул его Том.
– Угощаю, – великодушно объявил Борис, которого переполняла жажда благотворительности.
– Поставь меня на землю, уронишь, – смеясь, взмолилась Иллерецкая.
– Уроню то, что мне дорого?! Никогда! Однажды я уронил и разбил бутылку водки, так это мне был урок на всю жизнь.
Он донес Ольгу до самого дома, изрядно запыхавшись. Борис пренебрегал спортом и не привык держать в руках груз тяжелее записной книжки, но на сей раз ему так хотелось сделать исключение.
В парке, под густыми древесными кронами, уже совершенно стемнело. Борис нашарил выключатель и зажег четырехгранные фонарики, осветившие крыльцо.
– Добро пожаловать домой, – сказал он.
– Но это не наш дом, – с грустью проговорила девушка.
– Нет, это наш дом. Дом странников, укрывающихся от грозы.
Борис прошел в гостиную, включил бра по обеим сторонам книжных полок.
– Я промокла и замерзла, – пожаловалась Ольга.
– Прими горячий душ, а я растоплю камин.
– Ты умеешь топить камин?
– Надо же когда-то учиться.
Она отправилась в ванную, а Борис занялся камином. Сначала он напустил в комнату столько дыма, что можно было повесить не то что топор, а весь инструмент пожарной бригады. Борис открыл окна, и дым немного рассеялся, зато образовался сквозняк и принес с собой новую напасть: огонь в камине заполыхал с такой чудовищной силой, что знаменитый костер Паниковского бледнел в сравнении с ним. Борис схватился за кочергу. Наконец он ухитрился умерить пламя, так что дикий вой в трубе перестал напоминать о старте баллистических ракет.
Оля вышла из ванной в длинном темно-фиолетовом халате. Кашлянув от дыма, она устроилась в кресле у камина. Халат чуть распахнулся на груди.
– У тебя здорово получилось… для первого раза, – произнесла она. – Можно снимать исторический фильм о газовой атаке немцев на Ипре в тысяча девятьсот пятнадцатом году… Но все-таки закрой окна. Я простужусь.
Борис выполнил ее просьбу.
– Знаешь, в этой ванной я была вроде Алисы в Стране Чудес. Там есть такие штуки…
– Какие? – спросил Борис, выуживая сигарету из деревянного ящичка в верхнем отделении бара.
– Такие… Их надо крутить, а потом нажимать.
– Ну да?
– Еще бы… Я поняла, именно в этом все дело, когда попадаешь в чужую страну. Люди, автомобили, магазины – все такое же. Дома немного другие, но главное отличие в мелочах. Как открыть воду в ванной? Как позвонить по уличному телефону? Куда бросать жетоны, чтобы пройти в метро, и есть ли у них вообще жетоны? В книгах об этом не пишут.
– Конечно не пишут, – согласился Борис. – Это само собой разумеется. Пойду посмотрю на твои штуки. Значит, сначала крутить, а потом нажимать? Не наоборот?
Девушка обиженно взглянула на Бориса.
– Интересно, как это у тебя выйдет. Пошуровав кочергой в камине, Борис загасил сигарету и двинулся в ванную. Он разделся, встал под душ и приступил к исследованию никелированной панели, обилием ручек, кнопок и рычажков похожей на пульт управления космического корабля. Он едва не ошпарился, прежде чем научился регулировать температуру воды. Но больше, чем столь очевидное стремление усложнять жизнь, Бориса удивило наличие окна в наружной стене, через которое был виден парк. Впрочем, почему бы и нет, подумал он. Ванная с окном снизу доверху, без штор невозможна в России, но здесь, в Англии, в стране покоя и безопасности, на территории частного владения, куда никто без приглашения не забредет, она уместна, как нигде. Иллюзия единства с природой, да почему иллюзия? Единство. Ведь и портьеры в гостиной – не для того, чтобы кто-нибудь не подглядел, а элемент дизайна, для уюта…
Второго халата не оказалось. Борис закутался в огромное полотенце наподобие древнего римлянина. Вернувшись в гостиную, он вскинул руку в салюте.
– Марк Антоний, начальник конницы и сенатор, приветствует тебя, царица Египта!
– О… Ты похож на Антония. Особенно очки.
– Я Антоний в современной трактовке, – пояснил Борис. – Очки символизируют великий ум.
Пока он принимал душ, гостиная успела согреться. При мягком освещении, дополненном отсветами оранжевого пламени, комната стала еще более уютной и домашней, словно уменьшилась в размере. Оля сервировала стол, приготовив скромную закуску из запасов Слейда, поставила в центр новую бутылку вина. Приспособлением вроде автоматического штопора, найденным Олей, – тоже характерный штрих непривычного быта – Борис откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.
– Давай выпьем за корабли, – сказала девушка. Отражение огненных языков плясало в рубиновой сердцевине бокала.
– За те, что идут ко дну?
– Нет. За те, что держат путь к далекому дому… и возвращаются. И за вас, храбрый капитан.
– Корабли не возвращаются, – Борис поднял бокал, – корабли уходят и приходят, а это совсем не одно и то же.
– Я рада.
– Чему?
– Я и сама так думала, а ты правильно угадал.
– Я не угадывал, я теперь знаю.
Они выпили понемногу, просто чтобы ощутить вкус вина.
– Неужели для того, чтобы отличить важное от пустяков, – сказала Ольга, опуская взгляд вниз, к огню, – неужели для этого надо, чтобы в нас стреляли?