На номер белой «шестерки» не обратил внимания никто из двоих.
– Вот и найди эту машину, – сетовал Кондратьев. – Их миллион. Только на ГИБДД надежда.
Фотографии Ольги Иллерецкой были розданы сотрудникам ГИБДД и разосланы на большинство стационарных постов. Рассылка продолжалась.
24
На трассе Москва – Серпухов, возле Щербинки, в день похищения Иллерецкой сержант Петров остановил белые «жигули» шестой модели. В машине, кроме водителя, находилась девушка на переднем сиденье, пристегнутая, как и положено, ремнем безопасности. Сержант подошел к затормозившему автомобилю, козырнул, представился и попросил предъявить документы.
– Шатуров Владимир Осипович?
– Точно так, – улыбнулся водитель.
– А пассажирка?
– Сестра моя младшая, Шатурова Ольга Осиповна.
Сержант заглянул в машину. Ему показалось странной неподвижность девушки, смотревшей прямо перед собой. Пьяная, что ли, или дури накурилась? Ну да это сержанта не касается, водитель-то трезвый.
Предвосхищая дальнейшие расспросы, сидевший за рулем мужчина протянул Петрову паспорт девушки.
– Шатурова, – пробормотал Сержант, – Ольга Осиповна… Все правильно.
– К матери едем, в Столбовую. У меня что-нибудь не в порядке?
– Машина грязная.
– Закрутился с работой… Вымою. Приедем, и сразу вымою, честное слово.
Сержант тщетно искал, к чему бы еще придраться. Проверил аптечку, багажник, изучил талон техосмотра как под микроскопом. Никаких нарушений… И все же сержанту не хотелось отпускать эту машину. Она ему не нравилась.
Если бы его спросили чем, он бы не ответил. Профессиональная интуиция подсказывала: что-то нечисто.
Но интуицию, как любят подчеркивать бюрократы, к делу не подошьешь. И сержант с сожалением разрешил водителю продолжать путь. Номер машины он, конечно, записал.
Придя на службу следующим утром, сержант Петров увидел фотографию разыскиваемой Ольги Иллерецкой. Только тогда он понял, что не давало ему покоя. Не поведение девушки в «жигулях», а вернее – отсутствие поведения, – это ее личное дело. Просто сержант уже видел эту девушку – мельком, по телевизору, – и ее фамилия была вовсе не Шатурова.
25
Сообщение сержанта Петрова долго добиралось до Кондратьева, ибо формально полковник не имел права заниматься делом Иллерецкой, не входившим в круг его обязанностей. Вообще же подвести законную базу под розыск Иллерецкой оказалось неожиданно легко. Как выяснилось, ее давно искали многие – журналисты, художники, друзья. Знаменитый Родзянко, устроивший Ольге выставку, даже обратился в милицию. Заявление у него не приняли, мотивируя тем, что Иллерецкая не крепостная крестьянка и не обязана появляться в выставочном зале или ночевать дома. Это, может быть, и необычно, сказали ему, но криминала не усматривается.
Теперь же в милицию поступило заявление от Андрея Мезенцева – о наглом нападении на его квартиру и об исчезновении пришедшей к нему в гости девушки. С подачи Кондратьева милицейские чины зашевелились, вспомнив и о беспокойстве Родзянко. С приобретающей известность художницей уже в то время было не все в порядке, решили они.
Кондратьев на части разрывался, пытаясь по мере сил переключить на себя каналы, официально ему не подвластные. Ведь похитителя (или похитителей) Иллерецкой могли отыскать и помимо него. А те, похитители то есть, не дай бог обладают обширной информацией. Возьмут, да и наговорят об Ольге и Борисе столько, что и Градова, и девушку нужно будет уже из тюрьмы выручать.
Получив доклад Петрова, Кондратьев прежде всего установил «биографию» «жигулей» с указанным номером. Машиной владел инженер с предприятия концерна «Пепси-Кола». Закавыка была в том, что инженер лежал в больнице с заболеванием печени, а его машина в течение двух недель стояла в запертом гараже. Осмотр автомобиля показал, что им никто не пользовался в отсутствие хозяина. Значит, номера на остановленной Петровым «шестерке» фальшивые.
Сержант дал словесный портрет так называемого Шатурова. Приметы совпадали с теми, что запомнил Мезенцев. Запросы о белых «жигулях» полетели по трассе Москва – Серпухов и в близлежащие поселки. Вскоре начали приходить и ответы. Машину заметили сотрудники ГИБДД на въезде в Климовск, потом на выезде из Чехова. Правда, никто не задерживал ее. По хронометражу получалось, что после того, как сержант Петров отпустил «шестерку», она двигалась в сторону Серпухова со скоростью от восьмидесяти до ста километров в час. В Серпухове ее не видели, зато пришли сведения из Пролетарского и Протвино. Машина привлекла внимание протвинского милиционера, потому что свернула на редко используемую проселочную дорогу, хотя почти параллельно проходит шоссе. Дорога вела к административной границе Калужской области.
Таким образом, «шестерка» могла направиться в Высокиничи, Жуковло, Белоусово, Обнинск или Малоярославец, а оттуда – куда угодно. Милиция и ГИБДД этих городов и поселков хранили молчание. Операция «Перехват», объявленная на следующий день после событий, едва ли могла быть результативной. Машину искали, но…
Бек приказал раздобыть наиподробнейшую карту Подмосковья, захватывающую Калужскую область. Ее расстелили на огромном дубовом столе и отмечали зафиксированные передвижения «жигулей».
– Последний контакт вот здесь. – Бек поставил карандашную точку на окраине Протвино, повел линию по проселочной дороге и с раздражением бросил карандаш на карту. – А дальше машина будто на молекулы разлетелась! Черт возьми, «жигули» не иголка. Ее утопили? Спрятали в лесу?
– В лесу? – Кондратьев взял карандаш. – В лесу… Подождите-ка. Эта дорога ведет, судя по карте, в Высокиничи…
– Двадцать пять километров от Протвино, – сказал Градов.
– Ну да. И здесь должно быть ответвление, а оно на карте не показано.
– Какое ответвление? – спросил Бек.
– Вот тут, на девятом километре. Ветхий мостик через Протву – не знаю, цел ли он до сих пор, – а за ним старый лесной проселок, совершенно заросший.
– Что за дорога? – Бек склонился над картой.
– Местные жители, – проговорил Кондратьев, – прозвали этот район Бермудским треугольником. Вершины треугольника – Таруса, Детчино и Высокиничи. Внутри, примерно на равном расстоянии от них – исток реки Суходрев. И вот где-то возле этого истока что-то было…
– Замечательно, – поморщился Генрих Рудольфович. – Что-то где-то было… А конкретнее нельзя?
– Так я не знаю конкретнее, – сконфуженно ответил Кондратьев. – При застое… Коммунизме… В общем, в те годы тут находилась закрытая зона, секретный объект. Может, охотничий домик для местной или московской верхушки, а может, и покруче что. Слухи ходили самые жуткие. Будто бы там окопались спецслужбы и туда привозили людей… Для чего? Ну, не хочу сплетни повторять. Но сейчас там все заброшено, хотя какие-то строения остались. Деревенские туда не ходят, боятся. Суеверный страх.
– Дом Страдания, – вымолвил Борис.
– Что? – обернулся к нему Бек.
– Роман Уэллса, – пояснил Градов. – «Остров доктора Моро». Ученый-маньяк мучил живых существ в Доме Страдания. Потом доктор Моро погиб, а дом сгорел, но и развалины по-прежнему внушали ужас.
– Так… Страдания или нет, а присмотреться к этому Бермудскому треугольнику надо, – решил Генрих Рудольфович. – Раз люди боятся, там удобно прятаться.
– Когда поедем? – Борис взял новую сигарету, он курил без перерыва.
– Чтобы быть там к вечеру, между десятью и одиннадцатью часами, когда сумерки, но еще не темно. С собой – аппаратура ночного видения, инфракрасные бинокли, оружие с приспособлениями для прицеливания в темноте. Рации не надо – они могут слушать.