Когда Гастон повесил трубку, Жозетта перепугалась, увидев взволнованное лицо мужа. Мертвенно-бледный, с посиневшими губами, он тяжело дышал.
— Гастон! — вскрикнула Жозетта.
Тяжело опираясь на стол, Консегуд хрипел:
— Мерзавцы!.. Мерзавцы!.. Мерзавцы!..
Жозетта принесла ему рюмку водки, и он залпом выпил ее.
— Скажи же мне, наконец, что случилось?
— Они всех убили!
— Они с ума сошли!
— Этот Кабрис! Я его убью когда-нибудь!
— Не говори глупостей! У тебя уже не те годы!
— Ты что, не понимаешь, что теперь вся полицейская свора накинется на нас? Я знаю Сервиона, он этого так не оставит! А все этот кретин Фред! Второго такого идиота не найти!
Жозетта была практичной женщиной. Она усадила мужа в кресло и стала его успокаивать.
— Послушай меня, Гастон… Что сделано, то сделано, и хватит причитать. Сейчас не время искать виноватых. Главное — отвести от нас удар. Я знаю тебя достаточно хорошо и уверена, что ты все продумал заранее, принял все меры предосторожности и обеспечил им алиби.
— Все утро они провели на рыбалке, а потом безвылазно сидели у Юбера.
— Хорошо. А что касается тебя самого, то нам повезло, что эти Мюграны совершенно неожиданно нагрянули к нам в гости и провели у нас почти целый день. В случае чего, они могут засвидетельствовать.
— Опасность кроется совсем не здесь!
— Я знаю. Сервион возьмет в оборот Фреда, потому что этот корсиканец засадил в тюрьму Анаис. Мозгов у Фреда действительно маловато, но он крепкий парень, и я уверена, что он не расколется. Так что забудь обо всем этом. Ты ничего не знаешь до тех пор, пока об этом не сообщат по радио или в газетах.
— Ладно.
— Ты так разволновался, это совсем не похоже на тебя, — с нежностью в голосе сказала Жозетта.
— Старею, видимо…
— Мы все стареем, бедненький мой… Но если эта идиотская история заставит тебя, наконец, полностью покончить с делами, я буду благословлять глупость Фреда.
Консегуд насупился. Рассудительность жены подействовала на него успокаивающе. Он уже не сомневался, что и сейчас выкрутится, как не раз уже выкручивался на протяжении всей своей жизни.
Убирая посуду после обеда, Жозетта сказала мужу:
— Знаешь, я одного не понимаю…
— Чего?
— Пьетрапьяна были убиты в своей лачужке на перевале Вильфранш, да?
— Да, ну и что?
— Откуда вы знали, что они там будут?
— Мы несколько дней следили за ними и знали, что в хорошую погоду по воскресеньям вся семья выезжала на перевал.
— Вся семья?
— Да. Ты к чему клонишь?
— А где была старая Базилия и трое малышей, когда Фред с приятелями устроили этот фейерверк?
— Откуда мне знать? Может, она осталась дома с детьми?
— Но обычно именно детей стараются вывезти за город… Гастон, а что, если твои болваны просто не заметили старухи с малышами, спрятавшихся где-нибудь в уголке?
— Боже мой!
— Да, вот это действительно было бы плохо!
Гастон снова вышел из себя.
— А когда я тебе говорил, что этого проклятого Фреда убить мало!..
— Ладно, ладно. Словами делу не поможешь. В конце концов, если Кабриса с компанией кто-нибудь видел, они будут в каталажке уже сегодня ночью, и тогда нам остается только надеяться, что они будут молчать.
В телевизионных новостях не упоминалось о происшествии, которое на следующее утро пресса назвала «резней на перевале Вильфранш».
Консегуд с женой уже собирались спать, когда заявились полицейские и сообщили, что комиссар Сервион желает побеседовать с Гастоном.
Как только дело приняло крутой поворот, старый пройдоха снова стал уверенным и собранным, каким был раньше. Он очень естественно разыграл удивление и поинтересовался, чем объяснить такое странное поведение полиции по отношению к мирному гражданину, давно уже отошедшему ото всех дел, хотя и прекрасно понимал, что ответа у своих «ангелов-хранителей» он не получит.
Была уже почти полночь, когда Кастелле вошел в маленькую комнатку, где Консегуд провел в тревоге более двух часов. Но если полицейские рассчитывали сломить сопротивление человека, который испытал на себе все полицейские методы, то они здорово ошиблись.
Они были хорошо знакомы друг с другом. Консегуд знал, что если Сервион вцепится в кого-нибудь, то не остановится, пока не добьется своего. А комиссар знал, что Гастон — самая хитрая бестия из всех, кого он когда-либо видел. Таким образом, хорошо зная друг друга, они подготовились к жестокой борьбе.
Гастон в любезных выражениях, без тени заискивания или наглости, высказал свое удивление.
— Позволю себе заметить, господин комиссар, что меня удивляет ваше отношение ко мне…
— Позволяйте.
— …и прошу объяснить мне, что вынудило вас вызвать меня сюда, когда я уже ложился в постель?
— Вы, видимо, сильно устали, если решили лечь так рано?
— По телевизору не было ничего интересного, и мы с Жозеттой решили почитать в постели. Должен вам признаться, я действительно немного устал. У нас почти целый день были в гостях наши друзья и соседи Мюграны. Господин Мюгран был ювелиром в Ницце, а сейчас ушел на покой. Мы играли в карты…
Оноре почти с восхищением следил за этим искусным маневром. В общем Гастон с невинным видом сообщает, что у него железное алиби, и свидетели его — люди безусловно почтенные. Чистая работа!
— Консегуд, вы ничего не знаете о трагедии, которая произошла сегодня на перевале Вильфранш?
— Нет, конечно.
— Убит один из моих сотрудников, а также его жена и отец.
— Боже мой! Я поражен и огорчен, господин комиссар!
— Фред Кабрис — ваш друг, если не ошибаюсь?
— Ну, друг — это сильно сказано… Когда-то… когда я еще не был примерным гражданином… да, признаюсь, я знал его.
— И Аскроса, и Пелиссана, и Бандежена, и Бероля?
— Где-то я слышал эти имена… но теперь не могу припомнить точно…
— У вас действительно плохо с памятью, Консегуд. Ведь это все люди из вашей банды.
— Ну… Скажем так: я предпочитаю не вспоминать об этом. И потом, это все в прошлом, это все было так давно…
— Я так не думаю.
— Вот тут вы ошибаетесь, господин комиссар. Но я думаю, вы пригласили меня сюда не затем, чтобы говорить о прошлом?
— Фред Кабрис и его дружки совершили сегодня тройное преступление.
— О! Не может быть!
— Это не просто «может быть», это факт!
Гастон задумался на минутку, потом сказал:
— Видите ли, господин комиссар, в те времена, когда мы были с ним знакомы, Фред Кабрис никогда не совершил бы ничего подобного! Простите меня, господин комиссар, но я не могу в это поверить… впрочем, если он сознался…
— Он еще не сознался.
— Да? Ну в таком случае… А свидетели есть?
— Нет, к сожалению.
— Значит, вы и сами не вполне уверены, что виноват именно Фред?
— В этом я как раз уверен. Он хотел отомстить за свою жену Анаис, которую Пьетрапьяна засадил в тюрьму.
— Господин комиссар, в мое время ни один настоящий мужчина не стал бы убивать полицейского только потому, что его жена попала за решетку.
— Стало быть, нравы изменились.
— Позвольте выразить сожаление… Это тот самый Пьетрапьяна, который жил в «малой Корсике»?
— Да.
— Я знал его… и его красавицу-жену… да и отца — старого Доминика… Неужели все убиты?
— Да.
— Надеюсь, бабушка и дети живы?
И тут Сервион испугался за Базилию и детей. Хитрый Консегуд сразу сообразил, что если убийцы не видели Базилию, это еще не значит, что ее там не было. Он вполне допускает, что она могла спрятаться где-нибудь и видеть все.
— Кастелле, оставьте нас.
Инспектор вышел, и Гастон почувствовал себя очень неуютно. Почему полицейский не хочет свидетелей? Он вдруг вспомнил, как его избивали когда-то в полиции…
— Консегуд, запомните хорошенько то, что я вам сейчас скажу, — с угрозой произнес комиссар.