- В смысле?
- В прямом. Помнишь, ты говорила, что возможно и меня туда возьмут. Так что ты доставляешь на своей работе?
- Ну так, - слегка пожимает плечами, - документики всякие. А пока и мест нет. Если будут - я свисну.
- Это наркотики?
Вика открывает рот и его закрывает, как рыба. Видно, как ее глаза метнулись к дереву и обратно.
- Что? Что за чушь?
- Вика, это правда? – охаю, видя, что она врет. – Но почему?
- Ой да ладно, чего ты так орешь? –оглядывается, - ну подумаешь. Прямо уж. Святая Мила в шоке. Переживешь. Тем более я таскаю, тебе какая разница?
- О, Господи, Вика, это же опасно! А если тебя поймают? Ты в своем уме?
- Ты чего каркаешь? И может, ты не будешь кричать на всю улицу и никто об этом и не узнает?
- Но зачем?
- Мамашка перестала давать деньги. Ты ведь ее знаешь. Сказала есть восемнадцать, хочешь свободной жизни? Живи! Вот я и живу. Выживаю как могу. А я привыкла ни в чем себе не отказывать.. Я бы просто не выжила на те копейки, а просто бы упахивалась…Тем более ничего такого я не ношу. Просто траву для кальяна, ее просто запрещено ввозить в Россию, но она безвредная. Это даже не наркотик, так чуть расслабится. Милка, ты должна понять. Ты как никто всегда понимает.
- Вика, - с сожалением смотрю на подругу. Мне ее было жаль, и одновременно с этим я понимаю, что она отчаянная и что она сделала все назло.
- Что Вика? Ты думаешь я не понимаю? Я все равно чуть поднакоплю и брошу. Я сама, знаешь ли не в восторге.
- Тебе надо бросить сейчас.
Вика отдергивает локоть от моей протянутой руки.
- А еще что мне надо? Ну же святая Мила просвяти-ка! Легко рассуждать самой-то, когда за пазухой имеется отпрыск Ярославского! А я все сама! Ясно?
- Ты ведь знаешь, что я не беру денег у сестры. Зачем ты это говоришь?
Вика меня оглядывает.
- Не говоришь, что берешь.
- По-твоему я вру?
- Слишком все гладко у тебя складывается, так не бывает!
- У меня гладко? – удивляюсь, - Вика! Да я с семи лет жила в аду! Что ты знаешь о том, что мне пришлось пережить? Что ты знаешь, о том, когда твои родители тебя раз за разом предают? Что ты знаешь о страхе, когда тебя похищают и везут неизвестно куда и кому… Неужели ты совсем меня не знаешь? Зачем же дружила, если я так не нравлюсь?
- Ой, ну не преувеличивай, прямо папа ремешком по попе пару раз ударил…
- Все, я не хочу с тобой разговаривать, - резко прерываю ее. – Если ты выбираешь наркотики, я не буду даже стараться!
- Больно надо!
Разворачиваюсь делаю два шага, и снова оборачиваюсь.
- А про Марка, это правда, что ты меня продавала?
- О, Господи, - закатывает глаза Вика, - да я бы все равно с тобой поделилась…
- Что? – охаю, - поделилась бы?
- Мила, - девушка делает ко мне шаги, - ну чего ты рубишь-то с плеча? Давай поговорим? Пойдем в кафе?
Смотрю на девушку, думая почему я так в ней ошибалась? Неужели она совсем не такая какой мне казалась? Лишь оболочка, которую я любила и которой доверилась. Боже, какое разочарование. Как же неприятно. Да что ж такое? Почему у меня все одно за другим? Как мне это выдержать-то?
- Я не хочу в кафе, Вика, - медленно проговариваю, - я с тобой больше ничего не хочу. Ты плохой друг. И человек. Я не смогу тебе ничем помочь, пока ты сама не захочешь исправится.
- О. Ну прям Мать Тереза, епт! Посмотрите на нее! Святая Милка! Без промаха и грехов! – Вика зло сощуривается, - дура ты! И твой Панов правильно сделал, что бросил тебя. Ты же пресная и скучная как пенсия!
Бросаю последний взгляд на подругу и больше не оборачиваюсь. Оказывается больнее физических ударов терять людей, особенно тех, кому ты доверял, а на деле оказывается совершенно не знал. Но человек ведь всегда может исправится, правда?
Подходя к дому Тимура, невольно притормаживаю, увидев до боли знакомый белый седан. Сердце начинает тут же отбивать медленный ритм, и воздуха вокруг становится меньше. Дверь с водительской стороны открывается и выходит Вова. Опирается на дверцу и смотрит на меня. Его голубые глаза, словно сканируют каждую деталь. А мне одновременно радостно что он здесь, и одновременно очень тоскливо. И я зла. Я так зала на него, что смог так легко все разрушить.