Одна только Нелли пришла к нему этой дорогой, назначенной для четвероногой самочки с изящными копытцами, нежной мордочкой и непорочным чревом. Отныне она будет спать подле него, такая же чистая. Ибо Реджинальд тоже никогда не придет. Все люди, все звери, для которых мы проделываем бреши и наводим мосты в этой краткосрочной, ограниченной жизни, давая им возможность бежать на свободу, сбиваются в кучу посреди просторного грааля, обнесенного воздухом, а не высоким частоколом, и отказываются выходить, упрямо считая себя пленниками.
— Пора! — сказал Фонтранж.
А сам думал: мне следовало самому отправиться в лес, отыскать ту лань, поймать ее сетью или лассо, спутать ноги веревкой, стянуть рот ремнем — словом, сделать все, что должна была бы на этой неделе сделать Нелли с Реджинальдом…
И вот теперь они сидят бок о бок, с молитвенниками в руках, на скамье в Церкви Святого Роха. Все уловки, все ловушки, расставленные ими по пути из дома в мэрию, от первого до последнего, самого долгого мгновения между вопросами мэра, согласен ли Фонтранж взять в жены эту женщину и согласна ли она взять в мужья этого мужчину, оказались тщетными. Орган гудел вовсю, и они могли разговаривать, не опасаясь быть услышанными. Фонтранж говорил, глядя прямо перед собой, на алтарь, но обращаясь к склонившей голову Нелли.
— Нет, — отвечала она.
— Клянусь, я не обижусь на вас, дорогая. Встаньте и уходите. Идите к нему.
— Я ваша жена. Я люблю вас.
— Перед Богом вы мне еще не жена. Вы жена мне только перед гражданскими властями, которые вернут вам свободу, как только вы пожелаете. И вы меня не любите. Вы питаете ко мне теплое чувство, которое я буду ощущать даже вдали от вас, хотя мы сможем и видеться, даже часто видеться. Вам хорошо известно, что я не могу жить без вас. Вы все для меня — моя радость, моя гордость, моя молодость. Так уходите же! Бросьте меня!
— Нет, — повторила Нелли, отрицательно качая головой. Но это движение невесты говорило яснее слов. И яснее улыбки. Ибо ее губы тронула улыбка.
— Нет, — повторила Нелли.
— Вы не хотите взять в мужья Реджинальда?
— Нет, — ответила она.
И это звучало, как другая месса, опровергающая ту, что отправлял священник.
— Но ведь вы любите Реджинальда, Нелли. И он вас любит. Он молод. С ним вас ждет долгая жизнь, полная счастья. Еще нынче утром вы соглашались с этим.
— Теперь я ваша жена.
— Нет еще. Произошла ошибка. Я был неправ, захотев утешить и спасти вас такой ценой. Счастье в этом низменном мире попадается на самую примитивную наживку, как лосось на червяка. Мы слишком легкомысленно отнеслись к нему. Идите же к Реджинальду. Я буду вам не мужем, а отцом.
— Вот единственное счастье, какое мне еще доступно: выйти замуж за своего отца.
Эти новобрачные либо слишком благочестивы, либо слишком болтливы, — думал священник, стараясь расслышать их слова и для этого отступая назад со своего обычного места. — Впрочем, скорее всего, они говорят не о Боге, а о самих себе. Интересно, это их последняя любовная беседа или первая супружеская сцена?
Все встали.
— Нелли, милая, — говорил Фонтранж теперь чуть громче, ибо стоя он был намного выше невесты, — не слушай себя; мы все становимся рабами ритуала, стоит лишь ему начаться. Свадебная месса — это, конечно, торжественная церемония, но это твоя свадьба и только ты одна можешь прервать ее. Скандала почти не будет, нас тут не более двадцати. Скорее всего, он уже не придет. Я не могу обернуться и ты — тоже. Но ты должна встать, подозвать священника и прямо сказать ему: «Я люблю другого мужчину. Мне нужно уйти». Признайся, ведь именно поэтому ты не надела белое платье: чтобы выбежать из церкви посреди службы, сесть в такси и при этом не казаться нелепой в наряде новобрачной. Поторопись же!
Присутствующие становились на колени.
— Нет, друг мой, нет! — отозвалась Нелли. — Молчите!
И добавила:
— Трудная штука бракосочетание. Я говорю не о потере Реджинальда, оставим это. Я говорю о коленопреклонении. Господи, как больно коленям, даже на подушке!
Она с детства не становилась на колени, — думал Фонтранж. — Нужно двадцать лет подряд ходить в церковь, чтобы привыкнуть к этой пытке. Милая девочка, — она преклонила колени передо мною, для меня!
И он говорил опять:
— Нелли, кто-то вошел в церковь… идет… остановился. Он не осмеливается подойти. Обернитесь же!
— Я не обернусь. Я уже ваша супруга.
— А если это он, вы уйдете?