Дом семейства Ли у горы Тяньбао, в память о времени изгнания именовавшийся Усадьбой Лунси, был воссоздан в XVIII веке. Рядом с домом — могила сестры поэта Юэюань, оформленная как невысокий курган, обрамленный каменными стенками со стелами, на которых выгравированы сцены из жизни семьи: «брат с сестрой», «всё семейство» и т. д., а неподалеку — отдельный дом, где жила уже взрослая Юэюань.
В глубине двора сквозь прямоугольный проем в стене, окружающей дом, издали заметна среди склонившихся бамбуков строгая белая фигурка молодой женщины с прической, собранной в вертикальный пучок. Спина выпрямлена, голова поднята. Она излучает какую-то нежную неземную чистоту и очевидное прикосновение к вечности рядом с великим братом. Современным скульптором, видимо, владело понимание глубинной неслучайности имени сестры поэта, показывающей, что вся семья Ли Бо имела какое-то психологическое тяготение к ночному светилу. В отдалении сооружена «Кумирня Ли Бо» с памятником поэту. Тут же — небольшой, всего метр в поперечнике и глубиной в два метра, «Пруд для смывания туши», где брат с сестрой промывали кисти после занятий. Поверхность пруда безостановочно бурлит от бьющего со дна ключа.
В столичном музее Гугун хранится драгоценная реликвия — полотнище размером 2,85×3,81 метра со сделанной самим поэтом каллиграфической надписью «Терраса Шанъян», выполненной, по оценке цинских мастеров живописи, «ясной, отчетливой» кистью, словно «воспарившей над мирской пылью, напитанной горним духом святых сяней». Оно хранилось в частной коллекции и в 50-е годы XX века было владельцем подарено Мао Цзэдуну, а потом передано в музей. Текст неполон, сохранились лишь первые три строки, описывающие пейзаж с высокими горами и длинными реками, и подпись: «Написано на террасе Шанъян в 18-й день. Ли Бо».
Весной 2006 года рядом с домом поэта в Цзянъю открыли мемориальный парк Ли Бо. С верхнего этажа трехэтажной башни «Зал Ли Бо» открывается широкий вид на священные для китайской культуры места. В парке — несколько скульптур поэта, искусственная стена в виде горного склона с его стихами, привратная арка и скала, на которых воспроизведена сделанная рукой Дэн Сяопина каллиграфическая надпись «Отчий край Ли Бо». В целом получилась именно усадьба достаточно состоятельного шэньши, что отражает сегодняшний почтительный взгляд на поэта (и мнение некоторых исследователей о состоятельности семьи), но, вероятно, не реальный ее имущественный уровень тысячу с лишним лет назад.
А от утеса Нючжу вверх поднимается мемориальный парк Ли Бо Цайшицзи, территориально входящий сегодня в город Мааньшань. Посетитель парка поднимается по горе, словно по основным вехам жизни Ли Бо: сюда из разных районов перенесены реконструированные павильоны, беседки, башни, связанные с именем поэта. Они окружают место первого захоронения, ставшее «Могилой одежды и шапки Ли Бо». Оба места упокоения Ли Бо равно почитаются потомками. «Могила одежды», ранее чужеродным телом неприкаянно ютившаяся во дворе местной начальной школы, в 1972 году была перенесена на соседний южный склон горы Цуйло, и известный каллиграф Линь Саньчжи сделал вертикальную надпись на могильном камне: «Могила одежды и шапки танского поэта Ли Бо».
Над Воловьей отмелью (Нючжу) у вечной Янцзы, откуда Ли Бо, хмельной, 1300 лет назад бросился в воду ловить уплывающего собутыльника-луну, а через мгновение вынырнул уже бессмертным небожителем, оседлавшим гигантскую рыбоптицу кунь-пэн, чтобы вернуться на свою небесную родину — звезду Тайбо, — вознесся рукотворный стальной Ли Бо. Знаменитый скульптор Цянь Шаоу в свое творение из нержавеющей стали вложил откровенную идею вознесения: поэт раскинул руки, и ветер раздул просторные рукава так, что напоминают они крылья фантастической птицы Пэн — могучего существа, вынырнувшего из мифологического пространства в мир Ли Бо и покорившего его своей неземной чистотой и мощью.
«„После тигра остается шкура, после человека — имя“. Часто слышал эти слова от отца, теперь повторяю своим детям…
Сегодня, думая об отце, растер тушь на камне, чтоб предпослать несколько строк бережно собранным мною строфам Лиханьлиня. Прав был отец: не все в них понятно, видно, каждому знаку великой кисти свой срок и свой возраст…
Слезы брызнули на зимнюю бумагу, рукав халата стал мокрым. Не помню, сколько сидел так, сокрушаясь, скорбя о горькой судьбе отца, восхищаясь величием его духа…