Я согласился со справедливым предположением и глянул на бога в шляпе, всем своим видом излучающего горечь. Вот, опять: что я могу для него сделать? Лиан я, или Искра — всё равно верх бесполезности.
— …короче, неприятный разговор получился, — закончил Эгнер, сидя в своей комнате на диване и прижимая к уху трубку мобильного.
— Повтори ещё раз имена, которые ты запомнил, — попросил Энебарр.
— Гаэмир. Главный ольтвизор. Остальные не представлялись. Да и разговор у нас получился короткий… — Эгнер вспомнил неприятный момент, когда ему вдруг показалось, что ему подсыпали пургена, и предпочёл промолчать. — Что, брат, твои клиенты?
— А ты думаешь, почему я не бросил трубку, — Энебарр посмотрел в окно машины. Сначала хотел остановить водителя, но потом передумал. — Ты лучше больше с ними не говори, а если придётся, не делай так, как сегодня. Потому что Гаэмир на самом деле главный ольтвизор.
— Супер! — застонал парень. — И что он теперь обо мне думает?
— Он о тебе уже забыл, — мягко сказал Энебарр. — Уж точно, у него есть дела поважнее.
— Спасибо, успокоил, — проворчал Эгнер. Однако и правда стал переживать меньше — старший брат всегда говорит правильные вещи.
А старший брат, положив телефон обратно в карман, глянул в окно и глубоко задумался. Однако через несколько минут на его лице проскользнула улыбка. Такое выражение обычно бывает у злодеев, когда им сообщают неприятные новости, но внезапно они понимают, что ситуацию можно повернуть себе на пользу.
— Ну я им задам, — сказал он в воздух.
— Что, мистер Энебарр? — шофёр чуть повернул голову.
— Чего он делает здесь, если ещё вчера звонил мне из Ка-Ольры? У меня, между прочим, послезавтра важная встреча!
— С этим самым типом? — спросил шофёр.
— Нет, но тип точно должен быть в Ка-Ольре, — Энебарр задумался. Может, тут какие-то значимые события, раз Гаэмир здесь? Неважно. Потом всё прояснится.
— Вы, мистер Энебарр, не отвлекайтесь от дела, а там всё само как-нибудь… — посоветовал шофёр и продолжил путь.
А Энебарр глядел в окно и думал.
Воскресный вечер. Ранняя весна. Очень ранняя — самое начало марта. Здесь, в Адиве, почти ничего не изменилось — чуть ниже нуля и холодный ветер. Конечно, не то, что в Чойне — плюс пятнадцать! Впрочем, неважно — я дома!
Выйдя из автобуса, который довёз меня от аэропорта до самого поворота, от которого было минут пятнадцать до дома, я глубоко вдохнул. Морозный воздух… так непривычно после тепла… впрочем, может, и здесь потеплело, просто я не чувствую этого из-за контраста. Будем привыкать.
Пока я шёл домой, вспоминал обстоятельства, которые сопутствовали моему уезду. Если честно, я просто позорно бежал. Великий Лиан, гроза трусов, бежал, поджав хвост. Зато теперь возвращался совершенно другой человек, познавший тайное (это я о странном знакомстве с богами) и раскрывший себя (это я о том, что будь что будет, а я Лиан и не буду больше этого отрицать. Хотя когда я это отрицал?). Подумалось, разумеется, об Исите. Она меня так и не увидела в ту субботу, а телефон я отключил (не сам, просто опять забыл заплатить и плюнул — всё равно неделю хотел пробыть в одиночестве). Возможно, стоит мне завтра появиться в юнэмире, мне тут же оторвут уши. Ну, или что-нибудь другое, Исита мастер на такие дела…
Да, как я мог забыть. Рена. Девушка, с которой я познакомился буквально за пару дней до отъезда. В воскресенье она приходила ко мне снова, закончить кое-какие детали одежды. И, конечно, пообедать и поболтать о ерунде. Я сказал ей, что мы увидимся в следующий понедельник, и укатил. В общем, так: двух самых важных на данный момент для меня человек я оставил в разном состоянии. Иситу — наверное, в гневе, не любит она тех, кто бежит, прикрыв голову руками, Рену — в состоянии покоя. Надеюсь, с ней ничего не случилось, пока меня не было. Исита, кроме того, тоже собиралась в Чойн, к бабушке, так что ей хорошо. А Рена как там, с её недоброжелателями, которыми полон детдом? Я, конечно, просил её не говорить никому, что я уехал. Работы много, их пугать не хочу — аргументов уйма. Но Рена с её честностью может всякое сказать.
Мне пришлось проходить как раз мимо детского дома. Минут пять я колебался, но потом всё-таки решил зайти. После пяти не пускают посторонних кауру, после десяти — посторонних юнэми, и даже своих после десяти без гневного разноса не пустят. Но сейчас ещё даже не пять, так, половина, и (день наконец стал удлиняться!) только-только стемнело.
Женщина на вахте, увидев мой юнэмический паспорт, тотчас же сказала, какой этаж и какой номер комнаты. И вообще вела себя как-то странно, так что, думаю, дело тут даже не в паспорте, а в имени, которое там стоит. Я быстро взбежал на второй этаж и легко отыскал нужную комнату — она была в двух шагах от лестницы.
Проигнорировав троих парней, стоявших в холле возле окна, и их изменившиеся, направленные на меня взгляды, я постучал.
— Да чё вам надо опять! — раздался какой-то сварливый голос, и я покачал головой. Ничего ещё не сделал — а уже ненависть. За что я Лиан?..
Дверь распахнулась. Передо мной стояла девушка в халате, чёрные волосы заплетены в косу. Взгляд грозный, я даже немного отступил. Девушка изумилась, потом попыталась улыбнуться. Получилось плохо.
— Добрый ве… а я думала, это эти… — девушка слабым жестом указала на ребят возле окна. — А вам…
Но я уже не смотрел на неё. На дальней кровати, слева от окна, сидела Рена, замечательный человек и девушка, к которой я испытывал почти что братские чувства.
— Лиан!!! — издала она возглас радости и бросилась ко мне. Отпихнула соседку и налетела на меня, повисла на шее. Я приобнял её свободной от сумки рукой. — Ты приехал!..
Я чуть отошёл от двери и уловил взгляд парней, один из которых был мне знаком — тот самый Риобред. Хм, судя по удивлению на его лице, он не знал, что я был в отъезде, потому что лицо выражало примерно это: «Так чё, можно было?..» Ну, в смысле, Рену обижать. Я украдкой погрозил им кулаком, мол, никогда нельзя. Они, похоже, поняли, потому что ретировались.
— Ты как здесь? — спросил я, когда Рена опустилась на пол.
— Отлично! — она поманила меня к окну, туда, где недавно стояли наши знакомые. — Я никому не сказала, что ты уехал — просто уходила иногда и по городу шлялась, а потом говорила, что с тобой встречалась. Поверили. Я сказала им, что ты их пугать не хочешь.
— Молодец! — похвалил я девушку. — Я тут тебе кое-что привёз… — я поставил сумку на кресло, стоящее в самом углу возле какого-то растения, и принялся в ней копаться. — О, гляди — это шарф. Чёрный, в серую полоску, вам можно. В юнэмическом магазине брал, — сообщил я, наклонившись к её уху. — Какая разница, если цвета разрешённые? А там фасоны интереснее.
— Спасибо… — Рена одной рукой прижимала к груди шарф, а другой вертела в руках его кончик. — Дорогой?
— Конечно, нет! Я умею выбирать, — уверил её я и полез дальше. — Перчатки. Чёрные. Вот здесь, с краю, цветочки. Тоже чёрные, так что можешь не переживать. Если кто возмутится — скажешь мне, и я это пресеку. Ограничений в фасоне у вас нет, а цвет… ну, ты понимаешь. Между прочим, там, в Чойне, тепло сейчас, и зимних вещей мало, так что ты не обессудь… перчатки осенние… но ничего, уже весна, как-никак. Я ещё вот что… не знал, какие ты любишь… серьги, с бабочками… да не переживай ты, обычный металл. Серенький. Нет, не серебро, ну что ты в самом деле… Ты дальше смотри, вот… да не пугайся, это не телефон, знаю, что нельзя… пейджер. Что такое? Ну, можешь написать мне что-нибудь, видишь, буквы есть? Ну, как по сети… ай, да что ж я… как письмо. Короче, я тебе позже объясню. Тут ещё есть…
Я вынул парочку сувениров, фигурку розового поросёнка (очень уж на Пиггеса был похож, я не смог его не купить) и мягкую игрушку-зайца. Мне показалось, Рене понравится заяц. Но самое главное было не это. Самое главное — это мешок с чем-то твёрдым и продолговатым.
— Что это? — Рена, достигшая высшей стадии изумления, так на ней и застряла.
— Как что? Книги. Ты же сама говорила… вот, Коэнент Мертинами, последняя книга, «Тридцать», слышала о такой? Да или нет? Неважно… вот ещё, с хорошим концом, я просил, чтоб с хорошим было. Держи.