— И это ещё оно внутри.
— Что ты хочешь сказать этим?
— Если госпожа позволит родиться ему, то это существо, судя по всему, будет обладать огромной силой и может представлять опасность для вас.
— Госпожа не позволит, — эльфийка подошла ко мне и опустилась, на корточки, попытавшись дотронуться до живота. Инстинктивно перехватила руку этой дряни, не желая, чтобы коснулась ЕГО. Невольно.
— Госпожа не испачкается в твоей порочной крови лично, но с удовольствием посмотрит, как из тебя достают этот плод инцеста.
— Скорее, ты захлебнешься своей грёбаной желчью, чем навредишь ему!».
И теперь думать, что за всплеск ярости это был в ответ на её угрозы. Словно что-то изнутри толкнуло защитить, не позволить сучке Ванитаса даже приблизиться к моему ребёнку. Боги…мой ребенок? Что за глупое желание защитить? Разве не лучше ли попробовать самой избавиться от него? Разве не логичнее уже сейчас лишить жизни малыша, которого непременно используют против моих родителей? Против меня и моего народа? Ну и что, что от мысли об этом внутри слой льда становится лишь толще, при этом царапая до крови такими же ледяными остриями боли сердце. Почему разрастается эта агония только от возможности потерять эту частичку ЕГО в себе? Этот ребенок — не плод любви или даже страстной ночи. Он — результат ненависти и дикой ярости его отца к матери, обещаний самой жестокой казни. Он не нужен и никогда не будет нужен Арису. Но почему горло сжимает спазмами от мысли, что он нужен. Вот такой неправильный. Такой несвоевременный. Он нужен мне. Один день, всего лишь один день я знаю о нём…и этот один день УЖЕ выворачивает душу наизнанку. Уже от раздумий и слёз раскалывается голова, словно по ней обухом сзади. Дьявол, как же это неправильно! Испытывать эти противоречивые ощущения — неправильно. Всё, что касается нас, неправильно. Чувства, которые не должны были возникнуть, связь, которую нельзя было допустить и которой не место даже в Аду с его извращенным мировоззрением…и как итог всего этого — ребенок, который не должен быть зачат от этой связи между единоутробными братом и сестрой.
Истощённое бессонницей сознание отключилось неожиданно и, кажется, надолго, потому что утром я очнулась от странного шума снаружи. Где-то неподалёку явно бегали люди, раздавались крики и издалека, явно очень издалека доносился лязг орудий. Я подскочила на ноги, чтобы тут же грохнуться вниз от резкой боли, ударившей в виски. На нас напали? Точнее, на Ванитаса. Кто это мог быть? Отец? Кто же ещё? Выброси из головы всю ту чушь, за которую ещё так отчаянно цепляется твоя жалкая душонка. ЕМУ ты не нужна. Уж точно не настолько, чтобы бросать своих людей на твои поиски. Чтобы развернуть свой путь побед в сторону от Огнемая и идти за тобой. Ненужная, никчёмная игрушка, которой он наигрался всласть, попутно использовав для достижения своих кровавых целей.
Прислонилась спиной к стене и глубоко вдохнула, глядя на плотно закрытую дверь перед собой. Сколько времени пройдёт, когда сюда войдёт Ванитас или его люди, чтобы или убить меня, или забрать из заточения. Забрать и бросить под ноги Ашу в обмен на сложение оружия? Ну или что там ещё хотел этот ублюдок?
Я даже не успела додумать эту мысль, как дверь распахнулась от яростных ударов и внутрь зашёл Альгос.
— Ну что, принцесса, явился папочка за своей малышкой. Придётся нам с тобой выйти прогуляться немного.
— Катись к чёрту, придурок! Я не сделаю и шага отсюда.
— Да кому нужны твои шаги, принцесса. Смотри, как бы я в не решил, что твои ноги тебе больше не пригодятся. Как истинной дочери своего отца.
Он подошёл достаточно близко и начал возиться с кандалами, освобождая мои руки. Цепь, пристёгнутая к столбу, громко гремела, явно выводя палача из себя, судя по взглядам, которые он бросал то на неё, то себе за спину.
— Что такое, Альгос? Пришёл истинный лев, и шакалы омочились от испуга? Наконец, осознали свою слабость перед ним?
— Заткнись, сучка, или я вновь отрежу твой язык, но больше он не вырастет, как в последний раз.
Он, наконец, освободил мои руки и ноги и с силой дёрнул на себя:
— А пока отдохни, детка, пока мы не решим, что настало твоё время.
И впился ядовитыми клыками прямо в мою шею.
КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ