Но многие из прочитанных мной гримуаров утверждают, что когда подавляющее большинство смертных существ умирает, то их души распадаются и рассеиваются, разделяясь на составные части их квинтэссенциальной энергии (анимы) и сознания (анимуса). Тогда энергия душ смертных, как я полагаю, впитывается обратно кипящим океаном Эфира, в то время как осколки анимуса рассеиваются ещё больше. Эти отдельные части, состоящие из каждой мысли, воспоминания и эмоции, что содержались в нём, рассеиваются по всему Эфиру, где они понемногу сталкиваются и сливаются с другими похожими или идентичными мыслями, воспоминаниями и эмоциями других рассеявшихся душ.
Многие из изученных мною учёных-еретиков настаивают, что только самые глубоко укоренённые и прочувствованные идеи и эмоциональные состояния переживают распад и рассеивание, и то, что остаётся, не есть подлинное отражение той личности, первоначально породившей их. Это может помочь нам в объяснении, почему все великие боги и демоны, что досаждают нашему миру, представляются воплощениями ярких эмоций или образов, таких как любовь и ненависть, гнев и экстаз, или правосудие и возмездие (и многие другие) — ибо только сильные идеи и ощущения, подобные этим, могут сохраниться и слиться воедино в Эфире. Эфирные сущности, созданные из воспоминаний и переживаний о таких постоянных, но приземлённых занятиях, как работа по дому или земледелие обычно являются самыми мелкими духами в нашем фольклоре — существами, у которых едва хватит сил и сознания, чтобы сделать нечто большее, чем поддерживать огонь в камине или поспособствовать свёртыванию молока.
Но, не смотря на размер сущности Хаоса, все они созданы одним и тем же процессом слияния. В качестве рабочей (но, естественно, ограниченной) аналогии, можно описать этот процесс как формирование и сохранение в Эфире вихрей схожих чувств и идей. Каждый из этих вихрей представляет собой отдельный аспект мыслей и чувств, полученных от смертных рас. Самые большие и протяжённые из этих вихрей те, что связаны с образами и эмоциями, которые наиболее часто встречаются среди наделённых разумом смертных и оказывают на них наибольшее влияние. Но даже если и так, то, несомненно, в Эфире есть ещё и меньшие вихри, что вращаются по краям великих сил, увеличиваясь, сливаясь, разделяясь и непрерывно двигаясь, подобно водам глубокой бурной реки.
Рихтер Клесс
24.06.2518 ИК
Прошлой ночью я провалился в сон, от которого не мог пробудиться. Сон о местах и землях, которых не должно было быть, но которые, однако же, существуют. Там было место для наказаний, где души проклятых кричали в муках и скрежетали зубами. Создания, что назначали столь ужасные наказания, были высокими ангелами, облачёнными в тёмные одеяния, под стать атмосфере того места. Я не мог переносить ужас этого места, но я не мог покинуть его или даже отвести взгляд — такая сила давила на меня.
Повсюду вокруг себя видел я проклятых и забытых, чьи вопли сожаления поглощала тьма. Некоторые были подвешены за языки на деревья из шипов и терний, иные же корчились от боли посреди озёр из огня и яда.
«Что это за место?» — кричал я, — «Почему я очутился здесь?» Я не ожидал ответа. Так часто в последнее время видел я сны о Хаосе и всех его муках, что я почти привык быть незримым наблюдателем кошмаров, принуждаемый лишь лицезреть ужасающие вещи. Но в этот раз всё было по-другому.
К моему удивлению и всё возрастающему ужасу, один из ангелов в тёмных одеяниях повернулся в мою сторону и, распластав могучие крылья, помчался ко мне через маслянистую темноту. Меня охватил такой страх, что ноги мои перестали слушаться меня, и я стоял как остолбеневший.
«Не тронь меня! — воскликнул я, — «Я вам не принадлежу!»
Ангел замедлил своё движение и остановился напротив меня, хоть его ноги и не коснулись грубой земли. Я увидел его во всём нечестивом величии, и меня охватила дрожь. Я узнал то существо со слов и зарисовок Мариуса Хёльзеера, того несчастного человека, чьим путём я следовал.
«Ты — это он!» — воскликнул я, — «Или подобный ему. Посланник из Откровений Хёльзеера!» Затем ангел улыбнулся, наполнив меня всем холодом мира.
«Да» — сказал Он, — «Мне знакомо имя Хёльзеер. Он плавает вон в том озере, вылавливает безделушки для моих братьев».
Я посмотрел туда, куда указал перстом ангел, и там, недалеко от того места, где мы стояли, была река зловонной крови. В ней плавал человек, отчаянно борясь с тягучим потоком реки. Время от времени он скрывался под её поверхностью, чтобы извлечь камни, почти расплавившиеся от жара для ангелов, бесшумно стоявших у берегов.
«Но за что?» — взмолился я, — «Зачем его так мучить? Вне сомнений, он прожил достойную жизнь». Ангел повернулся ко мне, и выражение на его лице было поистине безжалостно.
«Он стал нашим с того момента, как оступился с Пути», — сказал Он, — «С того момента, когда он отринул свою Надежду и возможность Перемен».
«Но ты ошибаешься!» — сказал я; гнев добавил мне мужества, — «Ты говоришь о Надежде и Переменах, и я знаю, о чём ты говоришь. Я знаю Его, и Хёльзеер воистину отрёкся от Него! Я знаю, ибо я иду путём Хёльзеера. Я совершил тоже, что и некогда он сам, и знаю всё то, что некогда знал он. Он не предал сердце своё Переменам, и ты не имеешь прав на его душу. Того больше, он не обладал никакими силами, и после его смерти душа его должна была просто рассеяться, как у большинства людей. Поэтому я вам не верю, господин ангел, или демон, или кем бы вы ни были. Я не верю вашим видениям и не верю вашим словам!»
Затем я закрыл свои глаза, ибо ожидал, что он поразит меня за мою дерзость. Но он не стал этого делать. Более того, он рассмеялся, теплым и искренним смехом, от звука которого у меня пошёл озноб, тем более что он не притворялся.
«Рихтер» — сказал он, — «дорогой Рихтер. Хёльзеер наш не потому, что он отверг Перемены, но потому что он принял их, а затем попытался положить им конец. На протяжении всего его исследования, что так похоже на твоё собственное, Хёльзеер принадлежал моему владыке, и был рад Его помощи. И вот почему Хёльзеер наш, дорогой Рихтер — потому что он вверил себя нам своими помыслами и деяниями, и с радостью в сердце прошёл он черту, после которой нет возврата. Но когда его исследование было завершено, он решил отречься от прошлого и отвергнуть моего владыку, сделав вид, что ничего не было — а подобное непозволительно. У моего владыки длинные руки, и мне хорошо известно, что Он никогда не оставит пешек, коих пометил как своих!»
Я был поражён, узнав, что Хёльзеер предал себя тем самым силам, которых он презирал, и я не мог понять, почему такое могло случиться. Ибо представить, что Хёльзеер мог сделать подобный шаг, для меня означало представить, что я поступил также. Но эта мысль была слишком тревожной, и я отогнал её от себя.
«Но откуда тебе известно моё имя?» — спросил я, — «И почему ты обращаешься ко мне так, будто хорошо меня знаешь? Между нами нет ничего общего, и я отвергаю все намёки на близкое знакомство в твоём голосе».
Затем ангел улыбнулся вновь, и я уверен, что видел, как сожаление отразилось в его тёмно-синих глазах. «Я думал, что ты изменился, дорогой Рихтер. Я думал, что показал тебе Путь. Я думал, что открыл твои глаза для Правды и поставил тебя на Стезю, но ты всё ещё томишься в неведении».
Затем я всё понял и вспомнил, кем являлось или некогда было это существо. «Дольмансе!» — воскликнул я, — «Это ты? Но ведь нет! Я ошибаюсь. Дольмансе мёртв и его душу наверняка должен был поглотить Тёмный Князь, которому он поклонялся».
«Но я — Дольмансе» — ответил ангел, — «Или был им, пока был смертным. Но теперь я преобразился и был рождён заново для бессмертной жизни, и я должен служить своему повелителю с радостью и охотой, ибо он мой Спаситель и Владыка. И хотя при жизни своей я возносил молитвы Владыке Удовольствий, в смерти своей я осознал, что моя душа принадлежала не Ему. Ибо я был пешкой в Божественной Игре, как и все люди, и пусть я обращал свои молитвы и помыслы к Слаанешу, но дёргал меня за ниточки Владыка Смешанных Путей. Я был Его марионеткой при жизни, хоть и не ведал того, и Своими неразличимыми путями и непостижимыми средствами Он увёл мою душу у Своего младшего собрата, и дал мне это задание, которое я вечно обязан исполнять».