Ключ провернул в замке солдат.
“ Я заточён в глухой тюрьме!” -
Нещадно стрельнуло в уме.
Повязку с глаз сорвал долой.
Мечтам не сбыться… Ой-йой-йой!
Фитиль чахоточный чадит.
Отвратно падалью смердит.
Нужник с текущею дырой,
Да камень хладный и сырой.
Под низким потолком окно,
Но замуровано оно.
Похоже скоро всё решиться.
Негоже недругам кориться.
Солома сгнившая в углу -
Постель с блохами исполу.
Валюсь, как мёрлый, в ту кровать.
Напали кровососы жрать.
В любви вампир тогда клянётся,
Когда, прицелившись, вопьётся.
Аманта взял под ноготок
И раздавил, аж брызнул сок!
Приснись, ласкающий Париж!
Толчок и оклик: “ – Долго спишь!”
Со стражем рядом капеллан.
За ним солидный светский сан:
“ – Казнь состоится через час.
Четвертовать – таков указ.
На крюк оденем потроха.
Облегчи душу от греха.”
На зуб попробовав алтын,
Крест протянул церковный сын.
Ожгло, как будто от огня.
“ – Не верю в Бога с детства я!”
К стене от ужаса шатнуло.
К полудню пушка громыхнула.
Я онемел и растерялся,
В телеге грязной оказался.
В рубашке лишь, свеча в руках.
Близехонько снуёт монах.
Всё исповедать покликает.
А клювом башня завывает.
Консьержери – тюрьму узнал.
Короткий путь за мост Менял
До Гревской, там где эшафот.
Мещане ждут, открывши рот.
Сейчас я их развеселю.
Козу состроил. “ – Улю-лю-лю!” –
Заверещали, засвистели.
В ответ каменья полетели.
Спасли швейцарцы от зевак,
Сметя бесящихся в овраг.
Вот палачи, по центру плаха.
Вновь рядом уловил монаха.
Ему в лицо захохотал.
И тот попятился, сбежал.
Мотают ножницы к запястью:
“ – Ты поднял их над Высшей Властью!”
Я отрицаю: “– Вовсе нет!
Мне не известен сей предмет!”
По коже сера закипела.
Толпа, ликующе, взревела.
С щипцами фута в два длинной
Склонилась маска надо мной
И на ноге дерёт икру.
От безысходности ору.
Бедро садист крамснул клешнёй.
Над мостовой довольный вой.
Кусками мясо отдирает.
Не чую боли, кровь плескает.
В шесть ливров раны шириной.
Второй палач в них льёт смолой.
“– Я не виновен, господа…”
Тут главный секретарь суда.
“ – Вы покусилися на трон,
Переступив через закон -
И палачей стал торопить -
Что медлите? Быстрей мертвить.”
Сплели конечности тросами.
Уперлись кони под хлыстами.
Собрал всё мужество в кулак.
Не могут разнести никак.
Храпят животные, заржали
И от потуг на землю пали.
Нет сил кобылам расчленить.
Палач суставы стал рубить.
Толпа взревела хором: – Дьявол!
Судейский далее возглавил:
“ – Умрите, наконец, Домьон.”
“– Но я Вольтер, совсем не он!”
“– Узнал. Вы честный покупатель, -
В ответ мне мелкий обыватель -
За фрукты платите с лихвой.
И дом сдаёте на постой”
Трясу лотошника нещадно,
А он за спину смотрит жадно.
Я обернулся, там Домьон
Кровавой пеной давит стон,
Лобзает крест, приняв позор.
Хрипит и шепчет мне в укор:
“– Впитал Ваш дух, мусье Вольтер.
Взяв вольнодумствие в пример.
И, чтобы чернь освободить,
Дерзнул злодейство совершить.
Сумел учение принять.
Прошу в уста поцеловать””
Плебеи стихли, замолчали.
Напряглись лошади, порвали.
Загромыхал дверной засов.
Я отошел от мнимых снов.
“– Ея Величество прощает
И вашу просьбу исполняет.
Служить идёте рядовым
В пехотный полк с походом в Крым.”
––
III – часть "Некружевной Крым"
1771 год. Полковой барабанщик
Поймав в ладонь кисет в кармане,
Присел на старом барабане,
По службе данном, полковом.
Сплошной ковыль, типчак кругом.
Тишь и жара, собачьи дни.
Над ухом вертятся слепни.
Нет, это просто пекло Ада!
И прищемил с размаху гада.
На небе тучек ни намёка.
Лишь змееяд парит далёко,
Добычу шарит, выжидает
И камнем высоту роняет.
“ – Отставить плотью мух кормить!-
Команда – Сбор к обеду бить!”
Фельдфебель вырос и пропал.
Я по приказу дал сигнал.
Пошла той степью дробь гулять.
“ – Да будет тя живьё пугать. -
Ворчал угрюмый ветеран -
С горшка, чай, сгонишь басурман.”
“ – Идем куды? Обоз отстал. -
Забритый паря простонал –
В ком не дрестун, так малярия.
Дождётся ль матушка Россия?