— Уверен.
— Вы понимаете, что права и обязанности реконструированной личности, в отличие от того, что вы называете «куклой», полностью равны правам и обязанностям обычного человека?
Мальчик нахмурился.
— Не полностью.
— Да, — кивнул Мартин. — Кроме того, что Даун, точнее, Грета, в настоящий момент числится вашей собственностью. Но вы понимаете, что собственность — понятие относительное, мне ли вам объяснять.
— Не тебе.
— Что ж, — Мартин поднялся, — тогда все улажено… Последнюю треть оплаты я жду по истечении двух недель при отсутствии обоснованных претензий.
— Да, — кивнул мальчик.
Постоплата была редким явлением. Если можно все, то никто не будет платить за то, что уже получил. Нет закона, нет преследования. Но компания работала в первую очередь на клиента. И клиент знал, что если он обманет компанию один раз, то ни одна компания больше никогда с ним не свяжется. И это, как ни странно, действовало. Все платили.
Грета уже была готова. Она сидела на кресле в большой гостиной, одетая в симпатичное платье, напоминающее римскую тогу, и листала электронный журнал. У нее был гибкий ум: она легко приспособилась к новому окружению и приняла факт своего пребывания в будущем без эксцессов. Единственное, что ей не нравилось, было имя Даун, которым ее принципиально называл мальчик. Он хотел, чтобы она была Даун Кнудсен — как на видео и на снимках. И ему нравилось то, что это не нравилось ей. Именно для этого — для сопротивления, для покорения — он и потребовал полную реконструкцию.
— Все улажено, — сказал Мартин.
Ромни тоже присутствовал. Он молча пожал руку сначала Грете, затем мальчику.
Она не говорила ни слова. Она вообще не любила говорить — зато любила смеяться. Мартину нравился ее заливистый смех, нравилось, как развевались ее волосы, открывая чрезмерно оттопыренные уши, нравились ее крупные зубы. Мальчику ничего не нравилось — его все устраивало, это более правильное слово. О чем думал Ромни, не знал никто. Но Мартин подозревал, что доктор тоже не хочет ее отпускать. Она перестала быть их творением, но стала их фетишем.
Они вышли, она и мальчик, и исчезли.
Ромни еще некоторое время провел в кабинете Мартина.
— Вы думаете о том же? — спросил врач после примерно полуминуты молчания.
— О чем?
— О ней.
Мартин усмехнулся. Спорить с проницательным психологом было бессмысленно.
— Да.
— И Поллак тоже о ней думает.
— Реаниматолог?
— Да. И второй реаниматолог. И шофер. И консультант по современности.
Мартин откинулся на спинку кресла.
— Что в ней такого, Ромни? Вы можете объяснить?
Психолог покачал головой.
— Не могу. Выведите ее фотографию.
— Новую?
— Нет, старую. Ту, где она на плетенке с красным покрывалом. Где уже раздевается, но еще сняла только футболку. И улыбается.
Мартин нашел нужный снимок и вывел в центр экрана.
— Нет, не совсем то, — протянул психолог. — Где она обнажена, но просто позирует ню, без порнографии, только чтобы обязательно улыбалась.
У нее на удивление красивая улыбка при таком-то лице, подумал Мартин, извлекая искомый снимок из вороха ярлыков.
— Вот, хорошо, — кивнул Ромни. — Некрасивая, да?
— Тело красивое.
— Тело великолепное. Совершеннее практически некуда. Но лицо, как бы это сказать, смешное. Все какое-то комичное, не соответствующее телу. Такое лицо должно быть насажено на толстую шею, под ним должна быть толстушка с коротенькими и кривыми ножками, правда?
— Да, есть такое ощущение.
— Теперь возьми снимок, где она одета.
— Вот.
Мартин вывел первый снимок из той же фотосессии.
— Здесь тела не видно — бесформенная футболка, джинсы. Но все равно не оторвать глаз, правда?
— Да.
— Мне кажется, — сказал Ромни, — природа посмеялась над нами. И над этим мальчишкой. Природа создала совершенство, которое мы подсознательно чувствуем. Какой-то подкоркой. Своим неконтролируемым либидо. Фрейд был бы счастлив, получив такое подтверждение своей теории.
Мартин кивнул.
— Нам повезло, — продолжил врач, — жить в хорошее время. Мы можем возродить к жизни мечту — если захотим.
— И будем иметь достаточно денег.
— Конечно. Но факт заключается в том, что имеется возможность. Мальчик ее реализовал, потому что мог.
— Вы хотите сделать себе вторую Грету?
Психолог рассмеялся.
— Хочу, Мартин. Но вы и сами понимаете.
Мартин все понимал. Он продал множество сексуальных кукол, прекрасных женщин, срисованных со старых фотографий, с комиксов манга, с кинематографических постеров, но никогда не испытывал по отношению к ним ничего, кроме желания разок переспать. Они были красивы и не очень, и они были сделаны под заказчика, чтобы удовлетворять его нужды. Даун Кнудсен не была куклой. Она была реальной женщиной, пронесшейся через столетие из своего семьдесят девятого в их далекий и странный год, захватившей с собой все свои чувства, всю свою внутреннюю энергию, всю свою сущность.