Второй полицай повернул забрало в мою сторону:
— Твои подруги? Останови их, а? Достаточно ему уже вломили.
Я пожал плечами. Вмешиваться в драчку было лениво. Но дядьке и в самом деле достаточно — под головой у него расплывалась лужа крови.
— Сейлор, хватит! Марьяша!
Марьяша оглянулась на меня, опустила занесенную ногу. Но Сейлор пришлось брать за плечи и оттягивать в сторону. Берцы ее были заляпаны кровью.
— Пусти! — Она даже брыкнуться попыталась.
— Забирайте его, что ли? — посоветовал я полицаям.
Ребята подхватили тело, потащили к вертолету.
— У него там айфон с «веселыми картинками», поглядите! — крикнул я им вдогонку. На всякий случай. Чтоб дядька, когда очухается, не вздумал жалобу на девчонок писать. Обвинение в педофилии — это вам не шуточки. Конвенция о правах детей, ля-ля, фа-фа — кастрируют, ойкнуть не успеет. Так что ему же лучше спустить дело на тормозах.
Полицейские исчезли в брюхе «стрекозы», она тут же залопотала пропеллером, разгоняя пыль и зевак с айфонами, оттолкнулась от лужайки. Минута — и нет никого.
— Гад! — Сейлор плюхнулась на скамейку. — Жалко, «синие» помешали, не успела набуцать ему как следует.
— Ни фига себе, «не успела»! — Я присвистнул. — Да он на кровянку весь изошел. Ты чего сегодня злая такая?
— Я же говорю — жопа полная! Осталось колес наглотаться да с крыши вниз башкой!
Марьяша примостилась рядом с подругой, обняла, прижала к туго обтянутой майкой груди. Я позавидовал на миг. Ничего, вечером и мне перепадет.
— А все-таки, — я тоже присел, тронул Сейлор за плечо, — что случилось? Колись давай.
— Кураторша пообещала вчера, что хорошей характеристики Светке не видать как своих ушей.
— Сука… Педофилка долбаная!
— Подумаешь, характеристика…
— Тебе, может, и «подумаешь»! — взвилась девушка. — А мне с ней куда? В джумши идти, тротуары мыть? Винтачи всяким придуркам заправлять? Уж лучше с крыши…
Возразить было нечего. Это нам с Марьяшой родители теплые местечки прикупят. Сейлор своей мамашке и даром не нужна. Та ей даже карманных денег сверх установленного законом минимума не отстегивает. А папашки у нее так и вовсе каждые два месяца меняются. Значит, придется самой то ли в университет устраиваться, то ли работу искать. Вдобавок и внешности Сейлор неказистой. Невезучая, что тут скажешь! Подруг в классе — одна Марьяша, парни… Не знаю, что она со своей девственностью сделала, но подозреваю, парней — настоящих, а не силиконовых — у нее не было, пока Марьяша нас не познакомила.
— Я всю ночь ролики на «Рутюбе» смотрела, — продолжала Сейлор уже не зло, а как-то безнадежно. — А че, прикольно. Главное, залезть повыше. Летишь, летишь, а потом хрясь о бетон! И мозги в разные стороны.
— Перестань. Юсси что-нибудь придумает. — Марьяша нежно погладила ее по коротким сиренево-синим волосам. Посмотрела на меня: — Правда?
Я неопределенно дернул плечом. Что тут придумаешь? Предположил:
— Может, не напишет? Пугает только.
— Напишет, напишет, — отмела предположение Марьяша. — Эта тварь если сказала, то сделает.
— А если поговорить с ней, попросить?
— Юсси, ты придурок или как?! — опять взвизгнула Сейлор. — Как я с ней поговорю, если я ее в глаза не видела?
Я прикусил язык. В самом деле, глупость сморозил. Никто ведь не знает школьных кураторов. Даже родители.
— Юсси, — вновь заговорила Марьяша, — а ты еще тусуешься с Каспером?
— Ну? — не понял я. К чему этот поворот в разговоре?
— А ты его попроси. Пусть нашу кураторшу по базам пробьет. Он ведь сможет?
И тут до меня дошло! Каспер — самый крутой хакер из тех, кого я знаю. Честно говоря — единственный хакер, кого я знаю. Выяснить личность человека, работающего куратором в школе у девчонок, он, конечно, сможет. Но…
Я нахмурился.
— Это же уголовщина. Знаете, что Каспер за такое потребует? И не дешевку какую, а чтоб по-настоящему. Причем эксклюзив.
Сейлор улыбнулась, села прямо. — Эксклюзив я ему добуду, не сомневайся! Я хотел было спросить, где именно добудет. Но глянул в бледные, похожие на ледяные шарики глаза Сейлор и передумал.
Прошлой осенью понадобилось мне посмотреть фильм по программе курса истории психологии. Фильм был так себе, скукотища. Интересного в нем всего и оказалось, что школу показывали, какой она была лет сто назад. Вроде и времени не так много прошло с тех пор — это ж мои прадеды в такой учились, — а выглядит, будто каменный век, джунгли первобытные. Детворы в классах — как сардин в банке, одеты почмошному, столов на всех не хватает, сидят по двое. На стенах вместо проекционных голоэкранов — картонки размалеванные, доска чуть ли не деревянная. И вместо айпадов у ребятни на столах макулатура лежит, талмуды бумажные. И не по одному, по целой сумке такой макулатуры тягать приходилось на собственном горбу.
Но это еще не самая жесть. Там в каждом классе собственный живой учитель сидел — вот что меня больше всего поразило. Это где ж их столько набирали?
Сейчас не так. Классы просторные, светлые, в каждом не больше десяти учеников. Уроки транслируются на голопроекторы, задания — прямо на айпады. И уроки, и задания унифицированные, единые на всю страну, разработанные специальными институтами согласно закону о доступности и социальной справедливости образования, отвечающие всем требованиям занимательности, познавательности и этой, как там ее… развивательности, что ли? У малышей в классах воспитатели из ювенальной полиции дежурят с электрошокерами на изготовку, чтоб не мешали те друг другу развиваться и познаваться. К старшим взрослые не суются без надобности — нечего провоцировать немотивированную подростковую жестокость, травмировать неокрепшую психику. И это правильно. Что старшеклассники натворить могут? Подраться? Так это лучше делать после уроков, на специально отведенной для этого «территории, свободной от взрослых». Аппаратуру побить? Какой придурок подобное делать станет, если везде камеры натыканы? С твоих же карманных денег и вычтут. И будешь потом не «файрики» и не травку, а палец сосать. И это еще хорошо, если палец…
Учителя в школах остались, куда ж без них? Только они не учат, они контролируют процесс. За каждым классом закреплен куратор, обязанность которого следить, как ученики выполняют задания, как ведут себя на уроках и наверняка много еще за чем. Куратор рекомендует перевести в другой класс, в другую школу, повысить или понизить доступный уровень. А в одиннадцатом классе куратор пишет на каждого итоговую характеристику, «путевку в жизнь», как говорит мой папашка. Разумеется, главная задача выпускника — получить высокий балл на Едином Государственном Экзамене. Но баллы баллами, а характеристика характеристикой.
Ни в лицо, ни по фамилиям кураторов не знает никто — согласно тому же самому закону о доступности и справедливости. И это правильно. К примеру, у кого-то отец — большой босс, а сыну куратор дурную характеристику писать вздумал. Папашка попросит такого не делать, куратор не посмеет отказать — и где тогда социальная справедливость окажется? А так — просить некого. «Образовательный процесс должен быть максимально объективен, а потому обезличен. Уровень знаний и социальной адаптации учащегося оценивает система образования в целом, а не конкретный ее представитель…»
Именно эту статью закона мы собирались нарушить.
Против ожидания, с Каспером я договорился легко. Он не пытался уточнять, где я достану обещанную плату — не первый год тусуемся, знает, что я слово держу. К вечеру следующего дня у нас на руках были необходимые данные. Людмила Кудряшова (Олеговна), 57 лет, в сожительстве не состоит, детей нет. С голографии на нас смотрела унылая тетка, чем-то похожая на персонажей учебного фильма. Все складывалось удачней, чем мы смели надеяться. Не нужно искать место для встречи, устраивать засады. Заявимся к кураторше домой — никто не помешает потолковать по душам.
Еще день ушел на приготовления и слежку за «объектом» — благо «Комплект грабителя-налетчика» на Амазоне можно купить за копейки, а видеокурс «Гоп-стоп. Быстрое вхождение в профессию» вообще на халяву из инета скачать. Кураторшу мы подкараулили у подъезда. Стояли порознь — трое подростков сразу в глаза бросаются, а на одного никто внимания не обратит. А едва женщина к двери подошла, магнитный ключ вынула из сумочки — и мы тут как тут. На руках перчатки, чтоб «пальчиков» в квартире не оставить, маски на ходу натянули. Марьяша как всегда первая успела, придержала дверь. Кураторша оглянулась, почуяв неладное, а поздно! Мы уже в подъезде.