приступы дикого отчаяния, когда она почти молилась, чтобы кто-нибудь нечаянно прервал её
жизнь и освободил от душевного мытарства в неподходящей оболочке. Но то ли нападавшие
были слишком слабы и трусливы, то ли Кира была сильной и точной в ударах – из всех
столкновений она выходила побитой, но непобеждённой. Физические раны затягивались, а
тоски прибавлялось.
- Так что и нынешнюю трёпку переживу. Но, сдаётся мне, самая нелепая причина – скорее
всего, самая вероятная. Похоже, это последствия моего недавнего похода в «Инфинити» на
Невском. Где-то я была неосторожна. Других поводов я вообще не вижу… Ччччёрт… Ладно, выйду из больницы, надо будет обдумать. Вряд ли это кто-то из моих собеседниц. Это может
быть ревность, а может, и ненависть к посетителям этого клуба. Хорошо бы понимать, чего
хотели – попугать или пришибить? Если бы знать, как скоро подоспела помощь, тогда хоть на
чём-то можно строить версии...
Не найдя внятного объяснения случившемуся, Кира решила прекратить бесплодные попытки.
Как ни странно, её больше интересовало не избиение, не его причины и исполнители, а
неожиданные спасители. Судя по всему, их было как минимум двое: врачу её передал мужчина, а помнила она женщину. Если быть точной, помнила её невероятные глаза, которые стояли
перед внутренним взором и не собирались исчезать. «Теперь ещё только зареветь не хватает из-
за неизвестности леди, которая решила стать ангелом-хранителем, и всей нелепости этого
странного дня, - хмыкнула Кира и сморщилась. – Сходила за хлебушком… всё, думаем о
другом. Завтра, то есть уже сегодня, воскресенье. Прессуха через два дня. Какая же я буду
очаровательная: бритая, с фингалами, в бинтах… Ещё и не пропустят, поди, даже с ББС-шной
аккредитацией. Придётся что-нибудь придумать… Предположим, на голову накрутим
бахрейновский платок, на глаза – защитные очки, но что делать с личным интервью, вот
вопрос… Хотя у нас, в России, любят загадочных и жалеют побитых. Попробуем завлечь.
Теперь главное – получить выписку, набрать лекарств и постараться восстановиться как можно
скорее… Какие же сказочные глаза… Прекрати! Немедленно прекрати!».
Такое сильное впечатление от одного только взгляда и звучания голоса сильно беспокоило
Киру. Она не была влюбчивой. Разумеется, она часто чувствовала восторг, нежность и лёгкое
влечение, когда видела красивую женщину, но чувство любви её накрывало всего два раза. И
оба раза она не смогла в этом признаться. Кира с детства была для всех своих подруг-
приятельниц-знакомых удивительно надёжным человеком. Она опекала, заботилась, защищала, выслушивала, вытирала слёзы, баюкала, кормила, давала приют, впускала в свою жизнь, не
прося ничего взамен. И девчонки приходили, отлёживались, восстанавливались, отдыхали, веселились – и уходили.
На старших курсах в университете она влюбилась первый раз в своей самостоятельной, взрослой жизни. Промолчала. Приходила в себя три года. Справилась, пережила. Стала ещё
сильнее. Потом было тяжелее. Влюбившись второй раз, она сходила с ума, разрывалась на
части и была очень близка к тому, чтобы признаться и умолять об ответе… Но удержалась
буквально на грани. Кира не была уверена, что её любовь станет такой же необходимостью для
любимой, не повредит отношениям, не травмирует… И, собрав волю в кулак, задавила свои
чувства. Второй раз Кира восстанавливалась шесть лет. И сейчас, без тех острых чувств, без
сумасшедшинки, которая давала огромную силу её жизни, её творчеству, которая держала её на
плаву, она чувствовала себя греческой вазой в музее: красива, ценна, на виду, к ней постоянно
тянутся люди, но никто не может её наполнить. Чувство на месте выкорчеванной любви было
очень похоже на выдранный зуб: болеть вроде нечему, а всё равно…
И сейчас Кира понимала: взгляд незнакомки, как в детской сказке братьев Гримм, сорвал все
железные обручи с сердца. Так долго сдерживаемые чувства были подобны скованной льдом в
узком русле реке при ранней и жаркой весне: вот-вот лопнут защитные дамбы и неукротимая
стихия рванёт во все стороны… И если она немедленно не остановится, её опять накроет, и кто
знает, чем обернётся эта нежданная сердечная весна…
Такт 2.
Вот уже полчаса Кира ходила босыми ногами по толстенному кремовому ковру. От угла до
угла, квадратами. Из динамиков тихо лились звуки скрипки. Кира собиралась с мыслями перед
пресс-конференцией. Два дня после выписки были мучительными: голова кружилась, рука
болела, глубоко дышать не удавалось. Лекарства и холодные компрессы помогали ненадолго.
Девушка беспокойно дремала или же бездумно, штрихами, рисовала фантастические фигуры и
слушала, слушала, слушала скрипку. Пожалуй, впервые она так волновалась перед интервью.
Кира честно признавалась себе: говорить на тему гомосексуализма она была не готова. Шалль
выросла в стране, где «не-такие» отношения подвергались остракизму и общественному
презрению, где за принадлежность к меньшинству от человека отворачивались самые близкие, увольняли с работы, били и даже убивали. Меньше всего ей хотелось, чтобы этот материал, обычный с точки зрения европейца, вдруг высветил её глубокую личную заинтересованность, её душевную боль, безысходность её жизни. Да, она постарается сделать репортаж и интервью
максимально объективными, тем более что у неё будут две полярные стороны – собеседницы из
«Инфинити» и государство в лице федерального министра. Да, она задаст вопросы Тоши, Валерии и Ольги Сергеевны – трёх представительниц разных возрастов и социального
положения – и приложит все усилия, чтобы получить ответы (что важно, для себя – тоже). Но, чёрт подери, как, как она будет спрашивать про будущее таких людей в России, если она слово
«лесби» выговорить не в состоянии? Если все эти годы она пыталась найти хоть какой-нибудь
способ «излечиться», «стать нормальной»? Ни книги в детстве, ни Интернет уже много лет не
давали ей ответа. Пойти на приём к врачу и поговорить об этом она так и не решилась. Кира не
верила ни в тайну исповеди, ни в способность врачей хранить тайну врачебную. Слишком уж
много раз она сталкивалась с предательством.
Через два часа ей предстояло настоящее испытание, а Кира не чувствовала себя к нему готовой, и эта беспомощность злила её. Кира подошла к компьютеру и прибавила громкость. Мгновение
динамики будто излучали густую, предгрозовую тишину, а потом каплями дождя упали первые
звуки «Libertango» – аккордеон и скрипка. Эти нервные, тревожные звуки знаменитого танго у
Киры всегда сливались с её ощущением жизни: «Совпадение… «Совпадения – это иглы в
сердце» Мне сейчас только этого и не хватает… Делай что должен, и будь что будет». Кира
замерла, впитывая в себя танго. Затем она выключила музыку. Оделась, неброско, но элегантно, нанесла лёгкий макияж, даже не пытаясь скрыть синяки на лице, замотала забинтованную
голову невесомым платком из Бахрейна, надела тёмные очки, подхватила сумочку, взяла
лэптоп, и вызвала такси. До пресс-клуба «Зелёная лампа» ей нужно было добраться без
приключений.
***
Снова пошёл дождь. Мелкие капли бились мотыльками в ветровое стекло, жёлтые фары
встречных автомобилей метались и отражались в лужах, светофоры заспанно моргали, а внутри
у Киры щемящая пустота смешивалась с тревогой, пульсировавшей где-то глубоко под
сердцем. Кира закрыла глаза. Непонятная весна, больше похожая на осень, странный дневной
сумрак, бесконечные прямые длинные улицы, безграничные, будто слитые воедино дома, переходящие друг в друга, не пускающие в себя тех, кто не имел ключей или не знал потайных
ходов, – всё это было слишком похоже на внутренний мир Киры. Она прикипела к этому городу