взять?
Шереметьева расхохоталась:
- Ты всегда такая логичная и предусмотрительная?
Кира опять смутилась:
- Когда это не касается моей личной вселенной, то – да.
Александра опять погладила Киру по руке, поймав себя на мысли, что ей постоянно хочется
чувствовать подушечками пальцев бархатную кожу девушки:
- Не смущайся. Ведь это тоже – ты. Открытие фестиваля в парке у Кати, в шестнадцать, я
должна быть там. Там будет много журналистов, так что ты можешь… Если хочешь, конечно…
Просто мне очень нужно, чтобы ты была хотя бы в пределах досягаемости, потому что… Ох…
вечером мне нужно вернуться в Москву, и я даже не знаю, когда я смогу вернуться…
Голос Александры вдруг потерял краски. Шереметьева осознала, что уже вечером ей придётся
остаться одной, и это обнажённое понимание грядущего острого одиночества внезапно
обрушилось на неё. Кира придвинулась ближе и обхватила её надёжным кольцом рук: ей всё
было понятно сразу, ещё вчера, что сказка не может быть долгой, но так не хотелось, чтобы
больно было Александре:
- Я поеду с тобой. Я буду рядом, где это только возможно. Я всё понимаю, мы будем вместе
учиться жить по-новому… У нас должно получиться, не может быть, чтобы не получилось…
Александра вдруг шмыгнула носом:
- Мне нужно домой. Переодеться, позвонить, дела всякие… Но мне так не хочется уходить от
тебя. Мне кажется, что как только я уйду, ты исчезнешь.
- Господи, куда я исчезну, что ты говоришь?
- Ты всё время была такая… сдержанная, спокойная, недоступная… Мне только иногда
казалось, что ты чувствуешь гораздо больше, чем показываешь… Я ведь ещё вчера
сомневалась, что…
- Я просто двадцать пять лет положила на то, чтобы контролировать себя и свои чувства.
Хотя… ты права, это было невероятно трудно. Я ведь думала, что ты натуралка, и весь твой
интерес – исключительно профессиональный. Может быть, ты так интересуешься всеми
журналистами…
- Ты… ты приедешь к Кате?
- Да, и даже не сомневайся. Только… ты прости мне мою паранойю, но мне кажется, что тебе
нужно особое средство связи со мной. Я не хочу подставить тебя.
Александра встревоженно поднялась за стремительно ушедшей в глубину квартиры Кирой. Но
Кира была там недолго и вернулась, неся в руках тонкую трубку и зарядку к ней:
- Вот, возьми. Вполне легально, симка зарегистрирована на моих друзей. Друзья подарили, когда уехали.
- Уехали далеко?
- Да не особенно. В Чехию.
- Насовсем?
- Насовсем…
- Спасибо.
Кира присела перед Александрой, взяла за руки и прижалась губами к душистым тонким
пальцам:
- Я просто забочусь о твоей безопасности. Треклятый проект (хотя именно благодаря ему мы
вместе, ты не находишь?) никто не отменял, а ты всё-таки – федеральный министр, и правила я
знаю…
Александра молча взяла телефон, высвободилась из Кириных рук, прошла в коридор и
положила трубку с проводом в сумочку. Потом обернулась: Кира всё так же сидела на полу, выжидательно склонив голову набок.
- Ты… проводишь меня?
Кира поднялась одним слитным движением, подчеркнувшим её отличную форму:
- Конечно.
Они стояли в коридоре и долго и нежно целовались, пока не стало тяжело дышать и прощание
грозило затянуться, когда Кира оторвалась от Александры и, задыхаясь, произнесла:
- Или ты идёшь за дверь, или ты идёшь в постель!
Шереметьева потрогала припухшие губы Киры, потом свои, кивнула и вышла, прошептав:
- Я буду ждать тебя.
В открытую дверь Кира ответила:
- Я буду, даже не сомневайся.
***
Кира второй час уже выматывала себя на тренажёрах. До выхода из дома ей хотелось победить
бушевавшую в ней бурю, где ощущение полного счастья сталкивалось с таким же острым
ощущением беды. Да, они теперь вместе, но что значит – вместе? Как это будет дальше?
Стараясь не представлять, как Александра приходит домой, что говорит родителям, как
приводит себя в порядок, Шалль сходила в душ и заставила себя сосредоточиться на работе.
Через какое-то время это ей почти удалось: почти, потому что теперь присутствие
Шереметьевой в её жизни, в её мыслях было безусловным и неоспоримым.
Написав необходимые материалы, Кира тщательно собралась, понимая, что сегодня оказаться
на публике вместе с Александрой будет гораздо сложнее. Она осознавала, что именно теперь
начинаются трудности: ни малейшим намёком нельзя выдать, что между ними есть что-то
большее, чем рабочие отношения. Последний раз окинув себя придирчивым взглядом, Кира
вышла и направилась к вокзалу.
***
В старом парке, перед павильоном «Эрмитаж» под ярким летним солнцем оказалось
неожиданно много людей. Открывался ежегодный международный музыкальный фестиваль, и
Кире было интересно наблюдать и за суматохой перед началом, и за гуляющими гостями
площадки, и за коллегами, работающими сегодня не на «бантик», а «по-серьёзному». Шалль
почти не удивилась, когда заметила бегущего через поле со штативом наперевес Димку.
Тимофеев чуть не споткнулся, когда заметил Киру, подлетел, поставил штатив, сдвинул набок
камеру, приобнял, чмокнул – обрадовался:
- Привет, пройдоха! Не ожидал тебя увидеть сегодня. Выгуливаешься?
Кира широко улыбнулась:
- Выгуливаюсь. Хватит дома сидеть, надо иногда и к искусству приобщаться.
Димка хитро подмигнул:
- Как же, как же, вытащишь тебя из дома, да ещё и за город! Признавайся, работала где-то
здесь? Что-то копала?
Кира рассмеялась:
- Вот ничего от тебя не скроешь! Ты просто Шерлок Холмс с камерой! Беги, а то корр твой уже
ногой постукивает, думаю, примеряется к твоей пятой точке!
Тимофеев оглянулся, увидел угрожающую ему кулаком компаньонку, чертыхнулся и подхватил
оборудование:
- Ноги отобьёт! У меня там противоударная оборона имеется! Ты звони, ладно? А то я потерял
тебя немного!
Димка помчался дальше, а Кира пошла по кромке поля, осматриваясь и пытаясь понять, приехала Александра уже или нет.
***
Шереметьева, припарковавшись в вип-зоне, вышла из автомобиля и огляделась. К ней
немедленно подбежал молодой парень с бейджем организатора и затараторил приветствия и
любезности. Тут же за ним появилась целая делегация во главе с вице-губернатором, явно
взволнованным руководителем комитета по культуре и немного напуганным директором музея-
заповедника. Всё было как всегда, и в то же время эти ритуальные танцы нервировали и
утомляли. Шереметьева сыронизировала про себя: давно ли, матушка, тебя это раздражает? Ты
же понимаешь, что идолопоклонство и чинопочитание не вытравить ничем, и это нарочитое
заискивание – не что иное как образ жизни российского чиновника во всей красе. А чего ты
хотела?
За этими невесёлыми мыслями Шереметьева взяла предложенный организатором план
праздника: открытие, речи, номера, встречи, пресс-подходы, и прочее, и прочее… Согласно
кивнув, отдала программу суетившимся помощникам и, не заботясь о вставшей полукругом
делегации, ожидающей её одобрения или «вельможного гнева», двинулась по площадке.
Сегодня её интересовал только один человек, и жажда увидеть её была слишком сильной, чтобы суметь отложить это желание на потом.
***
Кира профессиональным взглядом уловила некоторую суматоху, когда энное количество
представительных лиц всполошёнными курицами бросились в одну точку, и сердце ёкнуло: она.
Собрав всю волю в кулак, она не ускорила шага, на её лице не дрогнул ни один мускул, хотя
внутри всё полыхнуло и задрожало. Неторопливо двигаясь, будто плывя в толще воды, Кира
целенаправленно шла к глотку воздуха, до которого было как минимум метров пятьдесят.