вернись, умоляю тебя, только вернись, я смогу всё исправить, я уже почти всё сделала, я так
много должна тебе рассказать, я знаю, ты простишь меня, не может быть иначе… Господи, умоляю тебя, раз уж ты наградил меня этой любовью, не дай мне всё разрушить… Неужели я не
смогу сказать ей, что я люблю её? Я просто струсила, я знаю, самым постыдным образом
струсила, мне не хватило сил признаться… Я же знаю, что с ней, я даже знаю, как её вылечить, но она мне не сказала, а я больше не спрашивала… Я так много хочу сделать для неё, мне так
нужно, чтобы она жила! Только бы она вернулась, Господи, я вымолю у неё прощение… Она
сможет меня простить, она - моё сердце, моё танго, она –лучшее, что было в моей жизни…
Она… и Макс…».
Как всегда, мысли о сыне заставили Александру перед дверью в квартиру натянуть маску
спокойствия, но даже это не могло скрыть отчаяния, тлевшего в бездонных байкальских глазах.
***
Воинственная и безжалостная Сирия. 15 ноября, за пять дней до окончания командировки, на
здание пресс-центра, где располагались журналисты, обрушилась авиабомба. Сообщения в
прессе пестрели заголовками, но суть была в одном: погибли трое журналистов, ранены, в том
числе тяжело, ещё восемь. О национальности и фамилиях погибших не сообщалось два дня, и
Шереметьева находилась в состоянии, близком к помешательству. Когда имена погибших
журналистов были названы, среди них Киры не оказалось, но её имя стояло в списке
тяжелораненных, которых эвакуировали. Только куда? В новостях об этом не говорят... Да и
спустя пару дней об этом эпизоде уже все забыли.
Небо обрушилось? Нет, всё как всегда. Только не хватало воздуха, чтобы дышать. Телефон был
недоступен, на электронные письма ответа не было, и было невозможно продолжать жить, зная, что самые важные руки на свете могут уже никогда не подняться, что самые нужные глаза
могут не посмотреть тебе в самое сердце, что самые главные на свете слова могут так и
раствориться в неумолимости войны…
Такт 20. Финал
Седое, туманное, снежное утро перед Новым годом. Стылый воздух в Петербурге забирался
под кожу, покусывал за пальцы, щекотал зябкими мурашками, люди на улице появлялись всё
реже, торопясь приготовиться к празднику.
От Киры не было ничего – ни письма, ни звонка, и так и не было ясно, что с ней. Шереметьева
перестала пытаться звонить. Всё время с момента последнего разговора абонент был
недоступен, и все попытки связаться потерпели неудачу.
Александра сидела в квартире Киры за рабочим столом, устало потирая глаза и держа
обнаруженный возле входной двери выключенный телефон. В углу мерцала огоньками ёлка, под ёлкой горкой лежали подарки, в коробках и коробочках, с бантами и мишурой. Макс
отпросился с отцом на новогодние каникулы в Швейцарию, и это было очень кстати, потому
что можно было просто посидеть в тишине. Никого не хотелось ни видеть, ни слышать, и
квартира Киры – единственное место, где было спокойно и тепло, место, в котором ушедшим
летом Александра была счастливой…
В два часа дня повалил снег – большая редкость для северной столицы, и в квартире стало
совсем сумрачно. Беспомощность, безнадёжность и отчаяние последних месяцев вместе с
необходимостью постоянно держать себя в руках совершенно обессилили, но Александра не
решилась пройти в спальню и рухнуть на матрас, поэтому сползла со стула и свернулась на
толстом ковре калачиком возле ёлки, немигающе глядя на огоньки. В голове было гулко и
пусто, будто вычищено ножами утерянного времени. Веки отяжелели и сами закрылись, и
приснился спасительный сон: дождь поцелуев, грозовая синь любимых глаз, длинные пальцы, чертящие жаркую дорожку по скуле и ниже, к ключице…
Александра вздрогнула и проснулась. В квартире было всё так же темно и тихо. От того, что это
был только сон, слёзы вскипели в уголках глаз и потекли, уже не сдерживаемые ничем.
Перевернувшись на ковре, опёрлась на шкаф и села, вытирая мокрые щёки. Потянулась, включила компьютер, запустила проигрыватель. Первые звуки, что тихо полились из
динамиков, оказались Libertango Пьяцолло. Это стало последней каплей: Саша разрыдалась в
голос.
Внезапно послышался неуверенный скрип ключа. Александра даже не вздрогнула, только
выключила колонки. Ей казалось, что именно этого скрипа она и ждала. В коридоре
послышались шаги, тот, кто там двигался, тяжело хромал и при этом чертыхался. Через
несколько мгновений дверной проём заслонила замершая тень.
Сквозь застилающие слёзы, перехватывая воздух и не находя в себе сил подняться, Александра
прошептала:
- С возвращением, сердце моё.
Палка, на которую Кира опиралась, грохнулась с оглушающим стуком, а сама Кира медленно и
неуверенно сделала несколько шагов и опустилась рядом на ковёр. Всё было моментально
забыто, только звёзды сыпались вокруг, и снежные тучи уже не пытались задушить в своих
тугих подушках. Ткнувшись забинтованной головой в родное плечо, немного заикаясь, Кира
сказала:
- И почему я не удивлена, что ты здесь?
- Потому что ты знаешь, что я люблю тебя.
- Не знаю. А это правда?
- Правда.
- А что ещё – правда?
- Правда? Я тебя ни на какую войну больше не отпущу. Хочешь писать, снимать, делать мир
лучше и добрее – будь любезна, делай это здесь. Петербург – город большой, ты найдёшь себе
занятие. А я… Я буду рядом с тобой. Если ты позволишь, конечно же…
Кира подняла глаза, пристально рассматривая Александру:
- Что ты имеешь в виду?
Не в силах больше сдерживаться, Александра прикоснулась губами к сухим губам Киры, ловя
её дыхание, чувствуя, что сознание мутится только от нежного поцелуя, и выдохнула:
- Моя квартира теперь рядом с твоей. Я её купила в октябре. Я… а, это долго объяснять, потом
расскажу. Скажем так, я поменялась местами с местным вице-губернатором, а Макс собирается
поступать летом в Нахимовское. И теперь здесь – мой дом, моя работа, а самое главное – здесь
ты. И если ты хочешь того же, что и я, значит, всё правильно.
- А… а Макс что знает о… нас? И… твои родители…
- Пока я ничего им не сказала, но… мне кажется, я смогу. Я… собираюсь. Я ждала тебя, пока
ты вернёшься.
- Пока… Ты была в этом уверена?
- Нет. Я очень боялась, что не дождусь. Я боялась, что ты исчезнешь, ты же человек слова…
- И поэтому ты забралась ко мне…
- Чтобы не дать тебе уйти от меня, пока я не скажу тебе главного. Ты – моя жизнь. А всё
остальное мы переживём… И я знаю, как вылечить твою голову.
Перебирая длинные тонкие пальцы Александры, вдыхая их лёгкий сухой аромат, слегка
касаясь губами, Кира глухо сказала:
- Голову мне, кажется, уже вылечили. По крайней мере, попытались. А от тебя… это
смертельно и неоперабельно. Как ты узнала, что я вернусь сегодня?
Александра перевернула ладонь и положила руку Киры себе на бедро, едва усмиряя
колотившееся в ритме танго огромное сердце:
- Я не знала. Но я не могла уже быть без тебя. Пусть хотя бы в твоей квартире… И кстати, если
ты забыла, сегодня – Новый год. И для тебя под ёлкой – подарки.
- Ты тоже под ёлкой. Ты – подарок?
- Всегда для тебя, в любое время.
Кира вздохнула и зарылась носом в гриву тяжёлых волос:
- А можно мне подарок прямо сейчас… и без обёртки?..
Апрель 2013 – апрель 2014
[1] Затакт — начало музыкального произведения или его части со слабого времени (слабой
доли), образующее неполный такт. В танго первый шаг часто делается из затакта.
[2] «Что он Гекубе? Что ему Гекуба?» - крылатая фраза из трагедии Шекспира «Гамлет».
Гекуба – супруга убитого троянского царя Приама.