— Да уж, и впрямь интересно! — громко и саркастически возгласил Ниц. — Бывшие каннибалы, должно быть.
— Упомянутый мной гипнотизер, — бесстрастно продолжал лектор, — считал, что в чередования человеческих и нечеловеческих воплощений лежит не принцип воздаяния, но скорее фактор эмоциональной напряжённости, тяжести прожитого воплощения, после которого следует относительно спокойная и гармоничная жизнь в нечеловеческом теле.
— Ничего себе спокойная и гармоничная! — возмутился Джекоб. — То есть это, может, и верно для домашних кошечек-собачек, чью шерсть ежедневно расчесывают, а ушки моют шампунем. Но для зайца, чья недолгая жизнь — вечный страх и стремление спрятаться? Для упомянутой ящерицы?.. Для ежика, несчастнейшего из всех зверюшек, который не может даже почесаться, немилосердно кусаемый блохами?
Упоминание ежика заставило Юдит и меня улыбнуться. Ниц же скорбно покачал головой, как видно, представив ежечасные мучения невинной твари.
— О собаках и крысках Павлова и говорить нечего! — все больше горячился русский. — Главное же — утверждение вашего гипнотизера напрочь отвергает закон кармы, логическую целесообразность того или иного воплощения. Бред, бред полнейший и несусветный!
— И какова эта логика, как вы думаете? — спросил Роу, обведя взглядом группу. — За что?
— Можно пофантазировать, — подключился я к обсуждению, становившемуся все более оживленным и страстным. — Быть может, в ворон, обладающих острым интеллектом, чувством юмора, стремлением озорничать и хулиганить — воплощаются озорники и юмористы, любившие пострелять этих птичек на досуге. В собак, кошек и крыс Павлова — те, кто с увлечением ставил над беспомощными животными эксперименты: чтобы побыть в их шкуре и понять нечто важное уже на своем опыте. А в злющих-презлющих сторожевых и бойцовых псов — тратящие столь ценное человеческое бытие на злобу, месть, черную зависть.
— Прекрасно, Норди, — похвалил меня психоаналитик. — И остроумно, и убедительно.
— А знаете, среди моих знакомых, пожалуй, есть парочка, кто почти наверняка в следующий раз облекутся шерстью, — заявил Джекоб, усмехаясь задумчиво.
— Очень интересно! — откликнулся Роу. — А поподробнее? Надеюсь, это не кто-то из здесь присутствующих?
— Упаси Боже! — русский замахал руками. — На Гиперборее собралась исключительно соль земли. Нет. Это две дамы. Одну знал почти 30 лет, с большим перерывом, другую полтора года. Общее в них — стремительное падение, разрушение личности. Изначально одаренные, поцелованные Богом — первая была известным искусствоведом, много ездила по миру, вторая писала неплохие акварели, — они превратили всю многогранность и яркость личности в одну-единственную страсть. Первая — в жадность и скупость, патологическую: Гобсек отдыхает. Вторая — в ненависть, столь же патологическую, что вытеснила из души всё человеческое, превратив личность в злобную карикатуру. Такая вот деградация. Думаю, животное воплощение — расплата именно за такое: за падение с изначальных стартовых высот.
— У кого-то из прозаиков было выражение: «великая душа, легшая ничком», — заметила Юдит. — Пожалуй, соглашусь с вами, Джекоб: родившийся носорогом или землеройкой наказан не за чудовищные грехи, а за перепад высот, за скорость деградации.
— Именно! — кивнул ей Джекоб и щелкнул пальцами. — Инерция падения задает самый естественный в такой ситуации итог: воплощение, соответствующее состоянию сознания в момент перехода, скачок вниз, с совсем крохотными, по сравнению с первоначальными задатками, возможностями. Кошка, ворона, лягушка, крыса, овца…
— Бедные дамы, — скорбно заметил Ниц, понурив голову.
— Заслужили, — безжалостно отрезал Джекоб.
— Пожалуй, и я знаю такую душу, — веско произнес я. — Наделенная при рождении сверх меры: ум, красота, дар сказочника и поэта. И… быстрое и страшное нисхождение в пучины греха, темные и смрадные.
Юдит быстро взглянула на меня. Губы ее гневно дрогнули.
— Какого именно греха? — уточнил Джекоб.
— Похоть. Грубый разврат.
— Ну, страшным грехом я бы это не назвал, — протянул русский.
— А я бы назвал. Впрочем, вы незнакомы с данной особой и вряд ли вправе судить о ней.
— Я не сужу. Упаси боже! Пусть воплощается хоть гусеницей, мне-то что.
— Да, именно гусеницей, — я жестко усмехнулся. — Жадной, похотливой, безмозглой…
— Да прекратите же! — звонко крикнула Юдит.
Роу удивленно перевел глаза с нее на меня и обратно.
— Прошу прощения, меня немного занесло, — буркнул я.
— Бывает, — добродушно бросил русский.
— И не немного, — заметила Юдит, продолжая негодовать.
— А знаете, меня осенила свежая мысль. Инсайт! — перевел я общее внимание на другое.
— Какая именно? — с интересом вопросил психоаналитик.
— Строго логическое доказательство существования животных воплощений. Пару лет назад, когда в прессе шла большая кампания против научных экспериментов на животных, наверное, слышали? — зеленые то и дело поднимают эту тему, — я прочел интервью с женщиной-биологом. Ученая дама рассказывала, что изучает болевой шок, на кошках. Разбивает животному молотком лапу, следит за его состоянием. Когда кошка выздоравливает, наступает очередь… нет, не второй кошки, а второй лапы.
— Брр!.. — поежилась Юдит.
— У меня практически нет сомнений, что в следующей жизни тетенька, хоть и воодушевленная светлой целью оздоровления людей, станет точно такой же лабораторной кошечкой, — уверенно заявил Джекоб.
— Возможно. Но речь сейчас не о ней, а о животном. Ни одно животное не способно совершить нечто настолько страшное, что заслуживало бы такой кары. Убить мышь ради игры — да. Напасть на человека (от голода, от страха) — да. Но не пытать, не поджаривать на огне, не загонять под ногти иголки. Ни один зверь не достигает в жестокости «венца творения», даже отдаленно. Отсюда логичный вывод: кошка, наказываемая столь страшно, в прошлой жизни была человеком. Безжалостным садистом. Разве нет? Ведь иначе весь мудрый закон кармы следует выкинуть на свалку.
— Свинья может съесть младенца, к вашему сведенью, — с важностью произнес Ниц, кивнув на привязанную к столу свинку.
— Только не эта! — вступилась в защиту розовой симпатяги Юдит.
— Съевшая младенца свинья в следующей жизни пойдет на ростбиф тому же младенцу, — парировал Джекоб. — Всё логично: око за око. Пожалуй, ваше доказательство, Норди, убеждает. Меня, во всяком случае.
— И меня, — поддержал Роу. — У меня есть знакомый зооастролог — весьма прибыльная профессия, кстати, так вот он утверждает, что гороскопы животных работают с той же точностью, что и у людей. Даже точнее, поскольку люди, на определенной ступени развития, начинают освобождаться от власти звезд. Гороскоп — зримое воплощение кармы, ее чертеж. Следовательно, животные, как и мы, подвержены ее законам.
— Ну да, — кивнул Джекоб. — О карме животных писал и столь уважаемый здесь Даниил Андреев: если кошка съедает мышь или птицу от голода, вины на ней нет. Но сытая, домашняя, мучающая до смерти другую живую тварь ради игры — получит по заслугам.
— Интересно, а никто не помнит себя в каком-либо из воплощений животным? — спросил, оглядывая всех, Кристофер.
— Я пробовала вспомнить, не была ли в одной из прошлых жизней псом, или осликом, или лягушкой, — откликнулась Юдит. — Но в голову ничего не приходит. Да и животных повадок за собой как-то не замечаю. Но это ни о чем не говорит: и из людских воплощений помню, весьма смутно, лишь последнее.
— Насчет повадок вы не правы: жалите, как оса, бодаетесь, как барашек, — шутливо поддел ее Джекоб.