Она усмехнулась.
— Решились? Поздновато, милый друг. Я давным-давно и думать забыла о вашем существовании.
— За чем дело стало? — Я подмигнул, как заправский ловелас. — Я вам быстро напомню!
Мара какое-то время разглядывала меня, прищурившись и облизывая острым языком верхнюю губу, словно выбирала гастрономический товар на витрине.
— Боюсь, это вам не удастся. И потом, не считайте меня за дурочку, Норди. Вовсе не заняться со мной любовью вы жаждете, но совсем иного.
— Иного? — Я растерялся.
— Я бы сказала: прямо противоположного. Вы хотите меня убить.
Она не стала дожидаться ответной реплики и, презрительно махнув ладонью, продолжила свой путь. Я застыл, сраженный ее проницательностью. Пройдя пять метров, Пчеломатка приостановилась, оглянулась и весело крикнула:
— Не валяйте дурака, Норди! Совсем не об этом следует вам сейчас думать. Близится время «х», готовьтесь: очищайте свою душеньку, наполняйте ее светом и радостью. Чтобы не пришлось потом целую жизнь досадовать и жалеть, громко скрипя зубами!
Она понеслась вперед, как резвая девочка, хохоча по-русалочьи и пошатываясь на высоченных каблуках.
Я ринулся следом, в очередной раз захлестнутый ураганом амбивалентных чувств: отторжением, негодованием, удивлением, восхищением. Ну и интуиция: взглянула — и прочла заветные мысли! Не прикроешься, не спрячешься.
— Вы солгали мне!
Она притормозила и бросила взгляд через плечо.
— В чем именно?
— Ваш бывший любовник не погиб на пожаре, выжил! — с торжеством выпалил я. — Правда, лишившись и верхних, и нижних конечностей. Вы поддерживаете жизнь в несчастном обрубке, по-прежнему лелея мечту научиться аннигилировать душу и отомстить по полной.
Мара язвительно рассмеялась.
— Ну, вы и проныра! Повсюду суете свой острый носик, всё вынюхиваете, высматриваете и прощупываете. Даже через забор не поленились перелезть. Ваше счастье, что поверх него еще не успели пустить ток для подобных вам любознательных субъектов. Но хитрость и пронырливость не есть ум. Вы ошиблись в моей цели.
— И какова же ваша цель?
— Мне интересно с ним разговаривать.
— С кем? — Я решил, что ослышался. — С вашим «сладким мальчиком»?!
Она кивнула.
— Не вы ли утверждали, что его тупость сродни дереву?
— Это ваша тупость, Норди, сродни дубу или даже самшиту. Представьте, что у вас нет ни рук, ни ног, вы постоянно испытываете дикую боль, рядом ни души, а перед глазами лишь небо, океан и нить горизонта. Ну? Представили?
Я честно напряг воображение.
— С трудом. Думаю, такое состояние, если оно длится дольше пары дней, приводит к тотальному безумию и смерти.
— А я думаю иначе.
Даже не кивнув, давая понять, что разговор закончен, Мара заспешила прочь к прилежно поджидающему ее спутнику.
Переваривая последние новости, я медленно брел куда глаза глядят (а глядели они под ноги) и едва не столкнулся нос к носу с Юдит. Девушка холодно поздоровалась и хотела пройти мимо, но я задержал ее:
— Постойте, Юдит! Хочу у вас справиться: давно, вот уже несколько дней, не вижу Дину. Не знаете, что с ней? Не приболела случайно?
Говоря по правде, отсутствие Дины не волновало меня никоим образом, но надо же было с чего-то начать разговор.
Девушка повела острым плечом.
— Странный вопрос! Вы словно забыли, где находитесь. Дина там, куда так стремилась.
— Как? Вы не шутите? Но ведь она член исследовательской группы…
— И что? Мара намекнула Майеру, а тот объяснил Дине, что полезный мозговой продукт, продуцируемый ею в групповой работе, близок к нулю. Вы же не станете отрицать, что Дина только создавала впечатление умной и нестандартно мыслящей, не являясь таковой на деле? К тому же она полностью опозорила себя в качестве медиума. Попыталась зацепиться за работу «инкубатора», что гарантировало бы физическое бытие по меньшей мере на год, но и тут облом: не нашла себе партнера.
— Вы злая девочка, Юдит. За что вы ее так не любили?
— Нисколько. А вы повторяетесь, Норди, и это становится скучным.
— И что она ответила на все это Майеру?
— Она тут же согласилась с ним — спорить было бы глупо, на это ума хватило. И ушла.
— Сама? Как Джекоб?
Юдит поморщилась.
— Разве я так сказала? Ее ушли, если вам так понятнее. С помощью укола, как здесь принято.
— И даже не попрощалась…
— А разве вы были ее другом? Или родственником?
Я пожал плечами. Циничная девчонка права: кто я для Дины? Коллега по исследовательской группе? Собрат по ужасу и позору? Лабораторная крыска — хвостатый сосед по клетке.
Дина ушла, принеся этим, как здесь водится, доход Майеру и его жене. Правда, не слишком большой, в силу болезни. Но до каких-то органов, надо надеяться, метастазы не дотянулись: те же глазные яблоки или сердце. Жаль женщину: она-то надеялась быть полезной, собиралась стать «инкубатором», вынашивать ловушки для вылетающих прочь душ. Собиралась перейти впоследствии в штат исследователей и переписать договор. Но ее ушли: недостаточно качественные мозги, по мнению Мары, а для «инкубатора» старовата.
— Грустно… — пробормотал я.
— Отчего же? — сухо спросила девушка.
Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу, видимо, желая поскорее завершить тяготивший ее разговор.
— Чувствую свою вину: Дина приглашала меня стать партнером в направленной реинкарнации, но я отказался.
— Вас можно понять. Впрочем, если вас это хоть немного взбодрит, она не просто ушла. Не хотела останавливаться на деталях, но уж слишком вы расстроились.
— А что за детали?
— Она попыиталась уйти ярко: видимо, не давали покоя лавры Ница. Когда ей вынесли приговор, бросила в лицо двум «М» в присутствии Роу и прочих лакеев, что прошлой ночью вышла на связь с душой Джекоба.
— Дурочка. Что за несчастная дурочка!
— Якобы шустрый русский ученый — он не принадлежал ни к одной из религий и потому, не скованный догмами, может перемещаться, где ему вздумается — облазил весь Шаданакар и выяснил, что Мару ждут не дождутся на кладбище душ, в Суффетхе.
— Круто.
— Более чем.
— Как же она не побоялась…
— Не побоялась. Поскольку терять было нечего. Хотела уйти громко, как Ниц, но не получилось: на первых же словах ее скрутили и изолировали. Даже одели смирительную рубашку.
— Истязали?..
— Сие мне неведомо.
— Истязали, конечно…
Меня удивила сила пронзившей боли-жалости. Отчего? Дина не только не была моей приятельницей, она была откровенно мне несимпатична.
— А откуда такие сведения?
— От верблюда.
— По классификации Ница? Кто-то из приближенных к чете? Странно, что вами доверяют такое.
Юдит не ответила.
— Неужели Мара ничего не боится?
— Безумцам неведом страх.
— Воистину. Но мне сейчас подумалось, что из хороших знакомых на Гиперборее у меня остались только вы, Юдит. И Бог знает, появятся ли новые.
— Не только Бог, все знают: не появятся. Новых лайнеров с пациентами больше не ожидается.
— Вы точно в этом уверены? — Почему-то известие меня огорчило.
— Джекоб каким-то образом узнал и сообщил мне за пару дней до… — она запнулась, — до своего ухода. Объявление в рекламной газете и массовый вывоз пациентов были ошибочными ходами Майера и супруги: их деятельность признали противозаконной и чуть было не завели дело в суде. Только очень большие деньги — пришлось продать и виллу на Сейшелах, и особняк в Париже — спасли чету гениальных ученых от позора и срока.
Вот оно как. Вездесущий Джекоб. За пару дней до своего кровавого «адьё» еще чем-то энергично интересовался, общался, делился новостями.
— Меня почему-то этой интересной новостью он не удостоил.
Юдит неопределенно пожала плечами.
— Впрочем, я не в обиде. Но как же…
Чуть было не вылетел вопрос про новенький забор. Но что если Джекоб, несмотря на всезнание, не был в курсе относительно человека-обрубка? И, соответственно, Юдит тоже. Считает, как я до недавнего времени, что испанский любовник благополучно похоронен, как Ниц и Лагг. Или вовсе о нем не думает. Имеет ли смысл открывать ей тайну?