Черный комок отчаяния сдавил горло…
А потом я все понял. Удивительно, как эмоции отбивают способность к анализу — ведь почти поверил Соу.
Она прочла книгу.
Прочла и то, что нужно сделать, чтобы применить ее на практике. Прочла о ядовитой краске и опасности ошибки. О том, что я отдам, чтобы вместить в себя новые инстинкты для управления собой. Прочла и решила защитить меня от этого — пусть даже таким способом. Без медиума и кольца в чужом мире она обречена — и ведь почти подтолкнула меня к тому, чтобы отпустить ее. Нет. Не выйдет. Не со мной.
Я хрипло засмеялся, и это больше было похоже на карканье старого ворона. Соусейсеки обернулась, не понимая, что происходит. А меня колотил приступ смеха на грани истерики — от нервного напряжения, от жара, который и вызвал озноб, от радости разгаданной хитрости, от…
- Мастер?
- Видишь это кольцо, Соу?, — спросил я, протягивая ей руку, — ты дала мне его в день, когда я умирал здесь, на полу. Оно связало нас прочнее якорной цепи..
- Я понимаю, — ответила она и потянулась к нему губами.
- Дура!, — я отдернул руку, словно от струи расплавленной стали, — Ничего ты не понимаешь!
Соусейсеки покраснела, словно у нее тоже была температура, сверкнула глазами в ярости, но лишь только собралась как–то мне возразить, я подхватил ее на руки и прикрыл пальцем губы.
- Выслушай, а потом уходи, если хочешь. Держать не стану. Согласна?
- Угу, — кивнула она, растеряно глядя на меня.
- Ты прочла книгу и решила, что я слишком много теряю ради тебя. Поэтому и разыграла эту драму — чтобы я рассердился и дал тебе уйти, а потом не стал бы использовать Либер Кламорис.
- Мастер, я не могу позволить тебе так поступить!, — всхлипнула Соу, — Я никогда себя потом не прощу!
- Ты не дослушала. Нанести ядовитый узор и выжить — возможно, иначе я не стал бы и пробовать.
- Но воспоминания…
- Ты судишь по себе, Соу. Я очень ценю то, что ты заботишься обо мне, но только не пытайся манипулировать мной. Тебе кажется, что я слишком много потеряю, но это ошибка.
- В книге ясно сказано — первая колыбельная; прикосновение матери и забота отца; первый урок и первая любовь. Это что, немного?
- Соусейсеки, что ты скажешь, если я признаюсь, что сам составил этот список? Самое бесполезное из хранящегося в моей голове — в нем.
- Не верю. Невозможно!
- Я теряю песню, которой не помню; прикосновения, которых не ценю; заботу, за отсутствие которой я ценю отца; урок, на котором ничему не научили и любовь, которая не была взаимна.
- Но мастер…
- А взамен получаю возможность сбежать из мира, в котором у меня нет будущего, силу, чтобы защитить себя и тех, кто мне дорог, и право путешествовать с тобой и выполнить свое обещание. Нечестный обмен, верно? Но выгодный!
- Я..я ошибалась. Мастер, ты хитер, как лиса…
- Ага, а еще мудр, как змея, и предан, как пёс. Не преувеличивай.
- Но, желая сделать как лучше, я почти совершила непростительную ошибку…
- Я ведь о.обещал прикрыть тебя, в.верно? Считай, что уж.же нач.чал.
- Мне так стыдно, но…что с тобой, мастер?
Мир поплыл в сторону и погас. Болезнь взяла свое.
На этот раз я проснулся правильно. Утреннее солнце щекотало глаза, тепло притаилось под одеялом, расслабляя мускулы. Хворь отступила — и я, кажется, знал, почему. На лбу было что–то теплое и мокрое — примочка? А рядом уснула моя сиделка — без чемодана, у меня на плече, настолько тихо, что я даже не заметил. Но ведь куклы не спят без чемодана? Видимо, Соусейсеки тоже изменилась больше, чем казалось ей самой.
Медленно, стараясь не разбудить ее, я снял примочку и вытер капли с лица. Вспомнилось, как в детстве по утрам я не любил вставать, потому что рядом спала кошка и не хотелось ее будить. Мысли лениво таяли в белом просторе потолка, и я наслаждался покоем, запрещая себе думать о будущем.
Соусейсеки проснулась, и я прикрыл глаза, чтобы не смущать ее — вряд ли она собиралась отдыхать таким несвойственным куклам образом. Из–под ресниц видно было, как она лениво потянулась, а потом вскочила, словно ужаленная, осознав, где спала. Пора было «проснуться» и мне.
- Доброе утро, Соу!
- Д..доброе, мастер.
- Ты и болезнь мою прогнала, не знаю даже, как тебя благодарить. Сам бы я не справился.
- Ты все–таки мой медиум, как же мне о тебе не заботиться?
- И все равно спасибо. Ты лучшая!
- Мастер, я всегда готова помочь тебе..
В этом я и так не сомневался. Ей всегда попадались плохие медиумы; и она все равно помогала им — даже в ущерб собственным интересам. Такой уж она была, четвертая дочь Розена, и мне хотелось бы стать исключением из этого правила.