Жени заметила, что Макс не упускал ничего, что могло бы принести пользу его ребятам. Он спасал им конечности, которые другие хирурги ампутировали бы не задумываясь. Умудрялся находить надежду, где, казалось, не было никакой. И он был достаточно мудр, чтобы позволить ребенку себя учить.
Чарли провела в клинике лишний день, но Т.Дж. все равно была расстроена. Она полюбила свою работу и хотела бы ее продолжать. И когда Макс предложил, чтобы Жени приводила ее каждое утро с собой, приняла это с восторгом. Уговор был такой: девочка остается в клинике не больше двух часов, а потом, если никто из сотрудников не может отвезти, Макс за свой счет отправляет ее на такси.
И вот каждое утро Т.Дж. и Жени уезжали на работу вместе, оставляя Чарли спокойно отдыхать примерно до десяти часов. Но дважды она ездила с ними, снимать швы.
Жени только приступила к работе и занялась передними швами, как ее позвали к телефону. Сестру так поразило имя звонящего, что она решилась оторвать ее от дела.
— Дэнни Ритко, — сестра почти задохнулась. — На проводе Дэнни Ритко. Он хочет говорить с вами.
— Скажите, я не могу подойти. И пожалуйста, больше так не врывайтесь.
— Хорошо, доктор, — ответила сестра, которая обычно называла ее Жени.
Руки Жени не дрогнули, когда она снимала последние стежки. Чарли тоже ждала, пока подруга не кончит работу.
— А как ты думаешь, что он хотел?
— Не могу себе даже представить, да и нет в этом никакого смысла.
Лампочка все еще горела в ее аппарате. Она потянулась и осторожно подняла трубку. Дэнни так и не дал отбоя.
— Пожалуйста, помоги, — просто начал он, как только заслышал ее голос.
— Чем?
Они снимали пробы для телесериала по его «Космической любви». Трюки не были как следует подготовлены. Петарда рванула прямо в лицо их ведущему актеру Элиоту Хантеру и повредила правую щеку и висок.
— Отвези его в больницу, — посоветовала Жени.
— Да. Но окажут ли ему надлежащую помощь? Ведь это верхняя часть черепа — твоя специальность.
— И другие пластические хирурги могут выполнить такую работу.
— Но их может не оказаться в госпитале, когда мы туда прибудем. У нас здесь маленький самолетик, и за час на нем можно долететь до Монтерея. Он в ужасном состоянии, Жени. Лицо — это его будущее. И мое тоже. Тут нужны лучшие руки.
— Не думаю, чтобы Макс согласился.
— Пусть он ничего не знает. Мы не намерены ничего афишировать.
— Ах вот как, — проговорила Жени.
— Это еще не все. Произошел несчастный случай, а ведь ты — врач. Я хочу, чтобы Элиотом занимался лучший специалист в штате. Назови цену.
— Но у нас нет… — Жени запнулась. — И никаких ограничений?
— Никаких.
— Подожди, — она побежала разыскивать Макса. Его реакцию нетрудно было предсказать.
— К черту трахнутых актеров! К черту одолжения!
— Это не для Дэнни, — успокоила она его. — Это для тебя, для нас. Никто ни о чем не узнает, а мы запросим, сколько захотим. Десятки тысяч.
— Мне они не нужны.
— Пожалуйста, Макс, — уговаривала Жени и все время помнила, что трубка лежит на столе, а на другом конце провода ждут Дэнни и истекающий кровью актер. В конце концов она убедила Макса и бросилась к телефону.
— Присылай своего актера. Но сам здесь не появляйся, — это было условие Макса. — И сделай взнос в Клинику Боннера. Большой, — Жени ждала.
— Десять тысяч? Пятнадцать? Двадцать? — предлагал Дэнни.
Жени внутренне присвистнула и долю секунды помолчала. Так ему удалось… Его богатство — конец его радуги?
— Десять тысяч, — сухо ответила она. — Только в виде пожертвования. Сумма не включает плату за операцию. Чек подпишешь, когда мы все закончим. Будет что-то около того, что ты назвал в последний раз.
— Спасибо, девочка. Я знал, что ты посмотришь на все по-моему.
— Наоборот, я смотрю на это по-своему.
Вслед за Жени в комнату вошел Макс. Чарли тоже оставалась еще здесь. И Жени переводила взгляд с одного на другую:
— Слышали, что я ему сказала?
Оба кивнули.
— Вот так.
— Да-а, — протянул Макс и широко улыбнулся: — Пойду в операционную.
— Он будет там паинькой, — заметила Чарли, когда за ним закрылась дверь.
38
Элиота Хантера привезли в клинику после обеда, в сознании, но напичканного морфием. Его сопровождал помощник продюсера, передавший Жени конверт. Дэнни сдержал слово и подписал клинике чек на десять тысяч долларов.
К тому же он преувеличил повреждения: Жени опасалась, что предстоит пересадка костей и кожи, что Элиоту Хантеру придется делать целую серию операций.
Его лицо и шея были сильно изрезаны, на голове кусочки стекла проникли под кожу, отовсюду торчали щепки, но перелома костей и разрыва мышц Жени не обнаружила — ничего, что изменило бы форму головы. Некоторые порезы были достаточно глубоки, и шрамы для Элиота Хантера, как для актера, представляли самую серьезную опасность, Но у него был тип кожи, который легче всего поддавался заживлению.
Любой квалифицированный пластический хирург мог бы выполнить эту работу, подумала Жени. Но Дэнни настоял, чтобы ее сделала она, и направил Хантера в их необычную клинику. Может быть, таким образом он хотел пожертвовать крупную сумму денег и поддержать то, что организовали они с Максом? Но для этого не требовалось никакого предлога — он мог бы и раньше направить им чек. Тут было что-то другое, чувствовала Жени.
Клиника гарантировала скромность, даже тайну. Не исключено, что проект не был должным образом застрахован или не была обеспечена страховка трюков, или еще хуже — Дэнни обвинили в том, что он подвергает опасности жизнь актеров.
Жени не рассказала Максу о своих сомнениях, но подозревала, что и его мысли шли в том же направлении. Они могли бы не предъявлять чека, предварительно не выяснив, что за всем этим стояло. Но клиника отчаянно нуждалась в деньгах. Поэтому, наверное, лучше было получить по чеку наличные, представить сразу после операции Дэнни счет, а чтобы избежать вопросов, постараться как можно скорее избавиться от актера.
Его кровяное давление было выше нормы. Жени посоветовалась с анестезиологом и решила положиться лишь на морфий, который ему давали, не прибегая к другим средствам.
Эффект морфия длился все два часа, пока она выполняла операцию. Все это время Элиот Хантер не спал и оказался на редкость терпеливым пациентом, даже интересовался, что с ним делают. А когда Жени нашла осколок стекла в опасной близости от глаза, пробормотал:
— Везет.
Но в отдельной палате, освобожденной еще для Чарли, он забеспокоился. Его лицо распухло, испещренное порезами.
— Как я буду выглядеть, доктор? — спросил он.
— Наверное, как и раньше. Только не хмурьтесь. И не улыбайтесь. Это, видимо, трудно актеру, но я хочу, чтобы ваше лицо оставалось неподвижным. Поэтому пусть оно не выражает ничего. И боюсь, ночь вам придется провести с приподнятой головой — так быстрее подживут порезы. Сестра получит указание давать вам обезболивающее или снотворное, если они вам потребуются. Увидимся утром.
Рано следующим утром она мыла руки вместе с Максом, а их больной уже лежал на столе. Неделей раньше Макс восстановил переносицу у Бо Фортинелля, но пересаженный участок без видимых причин начал отторгаться. Операцию Макс выполнял один и теперь попросил Жени ассистировать ему в надежде, что она разглядит источник отторжения. Он брал донорский материал из-за уха. Операция продолжалась уже двадцать минут, когда внезапно фонтаном хлынула кровь, залив в считанные секунды подбородок и шею.
— Аневризма, — пробормотал Макс. — Нужно найти вену. — Пока он искал сосуд, кровь брызнула ему в глаза. Он наскоро смахнул ее рукавом.
Вена не обнаруживалась, и кровь продолжала хлестать.
— У нас только три банки крови, — предупредила сестра.
— Как?!
— У него вторая группа, резус отрицательный.