— Как это у вас получается? — Жени села напротив старшей сестры. — Люди смотрят на вас, как будто им принесли торт ко дню рождения.
Чарли рассмеялась от удовольствия:
— Такая уж работа. Я о них забочусь и понимаю, что с ними происходит. Несчастный случай — чаще всего физическая травма, но и личность тоже страдает. И это может так же сильно испортить жизнь. Я сказала что-нибудь?..
— Нет, нет, продолжайте, пожалуйста, — Жени покачала головой.
— Труднейшая часть восстановительного процесса — убедить больного, что он не останется прежним. Поначалу все считают, что изъян со временем пройдет, так же как срастается сломанная нога. Я стараюсь их убедить, что жизнь их будет другой, окружающие будут по-другому к ним относиться и им необходимо примириться с тем, что случилось. Вот поэтому я и предложила тебе вести тетрадку. Как только пациент становится способным разговаривать, я спрашиваю, где он родился, как звать его детей, что у него за работа — обо всем на свете. Это мне помогает понять, кем он был, или по крайней мере, каким видел себя до настоящего времени. Понимаешь, о чем я говорю?
Жени кивнула:
— Потому что изъян может превратить его в незнакомца для себя самого.
Чарли одобрительно улыбнулась.
— Именно так, девочка. У тебя есть способности.
— Поэтому вы и решили меня обучать?
— Верно. Врачам времени не хватает. И я подумала, что смогу обучить тебя не хуже других.
— Что ж, вы совсем не самонадеянны, — пустила шпильку Жени.
— Конечно нет, — рассмеялась Чарли. — Я знаю, в чем я сильна. И не стыжусь напоминать об этом врачам.
Официант уже два раза подходил к ним, и женщины принялись серьезно изучать меню.
— А вы сами никогда не хотели стать врачом? — спросила Жени, и официант, поняв полную безнадежность когда-нибудь получить заказ, удалился снова.
— Никогда. Мне нравится моя работа. Бедный Джованни, — она посмотрела в сторону официанта. — Считает нас чокнутыми.
— Хорошо. Давайте сосредоточимся.
Когда принесли заказ, Чарли набросилась на еду, словно голодала неделями.
— Моя близкая подруга сильно обожглась, — неожиданно проговорила Жени. — И я чувствую себя виноватой.
— И ты все это делаешь ради нее, — Чарли подцепила на вилку макароны. — Твоя подруга поправилась?
— Умерла.
— Извини, — Чарли перестала жевать. — Из-за ожогов?
— Косвенно. Она была сильно искалечена.
Старшая сестра кивнула. Казалось, она читала мысли Жени.
— Я наблюдала, как увечье выворачивает людей наизнанку, так, что не остается ничего, кроме ненависти к себе.
— И я тоже, — задолго до Лекс, про себя подумала Жени. — Но тогда я была еще слишком мала, чтобы понять, что к чему.
— Послушай, Жени, многие из нас в клинике работают по личным мотивам. Мой отец был пожарным. И пока я росла, успела наглядеться страшных вещей — что делает с человеком огонь. Личные мотивы — это прекрасно, если они заставляют помогать другим. Чем больше во что-нибудь погружаешься, тем больше привязываешься к этому делу.
Жени облегченно вздохнула:
— Мне так давно было не с кем поговорить.
— Это никуда не годится. Попробуем с этим что-нибудь сделать. Переезжай-ка ко мне.
Жени удивленно подняла брови, как будто не расслышала Чарли.
— Моя квартира для меня велика. Две спальни. Та, с кем я ее делила, переехала в Нью-Йорк, и теперь я плачу за аренду одна.
— Вы правда этого хотите?
— Жени, ты знаешь меня целых шесть недель, и задаешь еще такие вопросы.
Жени рассмеялась.
— Тогда решено, — заключила Чарли. — Как скоро ты сможешь перебраться?
В общежитии Жени нужно было предупредить за две недели.
— Первого ноября?
— Великолепно. Но какого черта ты плачешь?
Жени промокнула глаза салфеткой.
— Ничего, — ответила она и широко улыбнулась.
— Ты слишком долго оставалась одна, — заключила Чарли.
В ту неделю, когда Жени переехала к Чарли, ее положение в больнице изменилось: из помощника ожогового отделения она превратилась в медика-ассистента.
Декан пригласил ее к себе в кабинет, чтобы поздравить:
— Многие хотели бы получить место в Бостонском Генеральном госпитале, а яблочко сорвали вы. Работа в ожоговом отделении — самая ответственная и разнообразная.
— Да. Мне повезло, — улыбнулась Жени.
— Не уверен, что это можно отнести за счет везения, — коротко заметил декан, пожевывая оправу очков. — Везение редко служит основанием для приема на работу наших студентов. Но признаюсь, я был удивлен.
— Вряд ли ваши слова можно принять за комплимент, — Жени постаралась обратить обиду в шутку.
— Я и вправду считаю, что у вас есть серьезный изъян.
— Не могу понять, о чем вы говорите, — она сердито поднялась.
— Подождите. Пожалуйста, останьтесь. Извините, я неправильно выразился. Хотя это и в самом деле «изъян» или по крайней мере стал таким, с тех пор как я декан. Я имею в виду то, что вы женщина. А красивая женщина — это двойной изъян.
Декан выглядел таким мрачным, что Жени тут же отогнала мысль, что он пытается с ней заигрывать.
Он опустил очки на крышку стола и сложил дужки.
— Честно говоря, красивая женщина — изгой в медицине. Я могу перечислить на пальцах одной руки привлекательных женщин, которые, полностью отучившись в этой школе, стали хорошими врачами. Удивляюсь, как вы дотянули до четвертого курса. И просто потрясен тем, что доктор Барлоу подал на вас заявку.
Доктор Питер Барлоу был одним из директоров клиники. Чарли настояла на том, чтобы он встретился с Жени, и встреча прошла блестяще. Когда врач спросил, есть ли у нее какие-нибудь рекомендации, Жени назвала Эли Брандта и Вилльяма Ортона.
На следующий день Питер Барлоу снова вызвал Жени к себе в кабинет и тепло пожал ей руку:
— Я разговаривал с Биллом Ортоном. Мы ждем вас здесь.
Декан вновь посадил на нос очки.
— Поздравляю, мисс Сареева. Может быть, вы станете первооткрывателем.
Тем вечером Чарли принесла домой шампанское. Она весело смеялась, когда Жени перерассказывала ей разговор с деканом, особенно ее развеселило слово «изъян».
— Отныне, — выдавила она между двумя взрывами смеха, — я буду тебя называть «милая моя калека».
— Не забудь, калека вдвойне.
— Помню, помню. Ну что будешь делать с такими людьми.
— Пусть себе гадают, в чем тут дело, — предложила Жени. — А я точно знаю, что местом практиканта обязана тебе.
— Брось, — Чарли осторожно тащила пробку из бутылки. — Я всего лишь незаметная женщина. Медсестра. Клянусь, будь ты самой Жанной д'Арк или даже Богородицей, по моей рекомендации тебе не позволили бы даже полы мыть. Это — мир мужчин, золотце, и ты должна это знать. Если бы Барлоу не поговорил с Ортоном, у тебя бы не было шансов получить это место.
— Дай попробовать, — Жени потянулась к бутылке. — Но если наш мир — мир мужчин, как же удалось справиться Жанне д'Арк?
— Всех надула. Ее приняли за парня. Ну вот!
Пробка выстрелила в потолок, и Жени быстро подставила бокал под горлышко бутылки. Вино вспенилось, они наполнили второй.
— За тебя, доктор Сареева, — Чарли опрокинула бокал в рот и тут же снова наполнила его. — Кстати, а почему Сареева? Ты ведь еще замужем. Имя Вандергриффов много значит.
— Слишком много. Так заряжено, что, кажется, взорвется, когда его произносят. Поэтому я всегда предпочитала называть свое, даже тогда… когда полагала, что из нашего брака что-то выйдет. А теперь, — грустно закончила она, — пользоваться фамилией Пела просто некрасиво.
За короткое время они многое узнали друг о друге и теперь Чарли понимала Жени больше, чем кто-либо другой. Была в курсе основных событий ее жизни.
— Давай опять за тебя — под любой фамилией, — снова подняла бокал медсестра. — Жалко только, что теперь на работе мы не будем видеться так часто.