Прошло десять дней, и он не получил ответа на свою записку. И тогда послал телеграмму: СРОЧНО ПОЗВОНИ ВОПРОС О ТВОЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ ТЧК ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЗВОНИ МНЕ(.)
Телеграмму по ошибке передали в приемную. Жени ее так и не прочитала и потому не ответила.
Не получив ответа и на телеграмму, Пел решил, что больше он не в силах сделать ничего. Он должен поставить на ней крест.
Чувства Жени к матери были настолько запутанными, что она была не в состоянии ответить. Десятки раз она вела с ней молчаливый диалог, но как только садилась за письмо, не знала даже как начать: «Дорогая мама!»или «Дорогая Наташа!».Она не могла избавиться от мысли о бесцельности переписки с человеком — хотя бы Наташей, — которого считала для себя потерянным.
Проходили месяцы, и Жени все меньше и меньше думала о матери, никогда больше не перечитывала письмо, и мать постепенно отошла в дальние уголки ее памяти.
Гораздо более живыми представлялись ей Вандергриффы, по-прежнему занимавшие ее мысли, а иногда и мечты. И Дэнни тоже, хотя она тщательно избегала проходить его улицей.
Как-то холодным мартовским днем, когда она вышла после лекции по биохимии, к ней подошел грузный человек в бесформенном, старомодном коричневом пальто. Очки в тонкой металлической оправе сидели на носу, как пенсне. На шее повязан шерстяной шарф, на голове — мягкая коричневая шляпа. Русский, определила Жени.
— Мисс Сареева?
Она крепче прижала книги к груди и пошла быстрее.
Он не отставал, держась шаг в шаг.
— Отец вам что-нибудь сообщал, ведь да?
— Нет!
— Может быть, не прямо. Но вы ведь о нем наслышаны?
— Нет!
— Но мать ведь вам пишет. О том, чем занимается отец?
Жени остановилась и посмотрела ему в лицо — глаза под тяжелыми веками за стеклами очков не выражали ничего.
— Я ведь сказала, нет! Давно сказала «нет» вашему дружку в Нью-Йорке. Чего же вы меня спрашиваете еще? Что от меня хотите?
Мужчина пожал плечами, и этот уклончивый жест разозлил Жени.
— Если бы я общалась с отцом, неужели вы думаете, что я вам бы об этом сказала? — ее голос звенел. — Но я не переписываюсь с ним и ничего о нем не знаю, — голос дрогнул. — Даже не уверена, жив ли он! — она повернулась и стала удаляться, а когда русский последовал за ней, выкрикнула: — Прочь! Мне нечего вам сказать! Оставьте меня в покое!
Он в удивлении отстал, и она продолжила путь одна. Из телефона-автомата она попросила Бернарда, но его не оказалось в конторе — он был где-то в городе. Секретарь зарегистрировала звонок и обещала, что мистер Мерритт перезвонит ей вечером или самое позднее — утром.
Но через два дня Бернард еще не позвонил. Зато Жени получила письмо от Дэнни — первую весточку от него после их поездки.
«Сегодняу был интересный посетитель, —оно начиналось даже без приветствия и было датировано 12 марта — днем, когда Жени встретила русского. — Он утверждал, что является литературным редактором «Блумсдея», небольшого поэтического и критического журнала. Но таковым он вовсе не выглядел в своем галстуке в клетку, с короткой прической (наверное, отросший «ежик») и вел он себя не как должно редактору. Оказалось, что он пришел поговорить о тебе. Я не поставил его в известность, что несколько месяцев назад мы водили с тобой компанию.
Он спросил,говорилось дальше в письме, не рассказывала ли ты мне чего-нибудь о своем отце, не показывала ли письма из Советского Союза, которые получаешь, может быть, через Израиль.
На что я весьма настоятельно рекомендовал ему совершить непотребное действие с самим собой или еще лучше с собственной матерью.
После чего, не желая дальше выслушивать мое красноречие, он удалился. Жени, что происходит? У тебя неприятности? Мне стыдно, что тогда я так разговаривал с тобой. Пожалуйста, позволь мне помочь. У нас, венгров есть опыт, как цапаться с Советами. Признаюсь, неудачный, но все-таки опыт. И пожалуйста, позволь мне всегда быть не меньше, чем
Она позвонила тотчас же. Дэнни пригласил ее к себе, но Жени предложила встретиться в кафетерии.
Двадцать минут спустя она входила в кафе, где Дэнни поджидал ее за столиком. Он встал навстречу, они посмотрели друг на друга, стараясь понять, что между ними осталось. Жени смущенно улыбнулась и протянула руку. И Дэнни притянул ее к себе. Секунду они стояли обнявшись — Жени с закрытыми глазами, а Дэнни — улыбающийся и сияющий. Потом они отстранились.
— Порядок, — проговорил юноша.
— Да, — отозвалась Жени.
Они сели напротив друг друга, и Дэнни спросил:
— Почему они следят за тобой?
Она неопределенно покачала головой.
— Что у тебя в семье?
— Нормально. Родители вспоминают тебя и спрашивают о тебе. Скажи, мой посетитель был из ЦРУ или из ФБР?
— Не знаю. В тот же день ко мне подошли в студенческом городке. Русский.
— Кто он такой?
Жени снова покачала головой. Ей не удалось разгадать смысла его вопросов. Бернард не перезвонил. Почему? А теперь в этой тайне Дэнни открыл еще одно измерение: зачем американскому агенту понадобилось расспрашивать о ней?
— Я из Восточной Европы, — напомнил он ей. — У нас там дома родственники: тети, двоюродные братья и сестры, моя бабушка. Поэтому мы уязвимы. И еще, — добавил он с отвращением, — я отличный кандидат для вербовки на роль агента или контрагента. А родственники станут служить «прикрытием» поездок за Железный Занавес.Я знаю — меня приглашали сотрудничать с ЦРУ. Но им я ответил так же, как и джентльмену, интересующемуся тобой.
Несмотря на тревогу, Жени улыбнулась мужеству Дэнни.
— Но ты ведь американский гражданин.
— Да. А ты когда будешь натурализована?
Жени беспомощно посмотрела на юношу. Каждый раз, когда она задавала этот вопрос Бернарду, он отвечал: «Вскоре».
— Не знаю, — проговорила она, и к горлу подступил ком.
— Живи со мной, будь моей любимой, — он поднес к губам ее руку и коснулся языком кончиков пальцев.
— Не могу, — прошептала она.
— Не можешь?
Он отпустил ее руку.
В последние месяцы она была ужасно одинока. Дэнни красивый и возбуждающий. Она жаждала его — его густых курчавых черных волос, его губ, его тела. Но даже теперь не могла ему сказать, что случайно подслушала тогда в дамском туалете.
— Мне бы и дальше пришлось тебя прощать, А это невозможно. Давай останемся друзьями, Дэнни.
— Друзьями? Но мы ведь знаем друг друга.
Она кивнула, и этот жест как будто освободил слезы, хлынувшие из глаз по щекам. Дэнни перегнулся через стол и стал утирать ее лицо платком. Она улыбнулась, и он тоже. Все это могло бы быть у нее: его блеск, его страсть, теплота его тела, утешение разделить с ним жизнь…
С болью она заставила себя вспомнить их последнюю роковую ссору, таверну, куда он ее привел, и обратную поездку в машине, когда она сказала ему, что должна быть свободной, чтобы достичь своей цели.
— Не выйдет, — произнесла она.
— До тех пор, пока ты сама не захочешь, чтобы вышло, — в его голосе почувствовалась грубость. — Стань же наконец взрослой, Жени.
— Я стала ею давным-давно, когда уехала из дома и поняла, что могу полагаться только на себя и что нужно идти своей дорогой.
— В одиночку?
— Если уж так суждено.
— А неужели это так суждено?
— По крайней мере, сейчас, — Жени потянулась через стол и дотронулась рукой до его щеки.
Бернард позвонил на следующий день.
— Я уезжал из города, принцесса. Мне только что сообщили о твоем звонке. Что-нибудь не так?
— Да нет, — что-то в его голосе насторожило ее. — Просто позвонила, чтобы поприветствовать.
— Паинька. Давненько ты мне не звонила. Не хочешь приехать на выходные в Нью-Йорк? У меня выдалось свободное время. Сходим вместе на представление…
— Спасибо. Не могу отлучиться. Слишком много работы, — их разговор казался каким-то нереальным, как будто они читали реплики из сценария. — Может быть, на Пасху.