— Ты хочешь сказать, он уничтожил письмо?
— Да. И еще я хочу сказать, что он был среди тех, кто ее арестовывал.
— Твоя нога сводит тебя с ума. Он собирается ее защищать. Он сам мне сказал, что поможет ей во имя прошлого. И просил меня и тебя пойти вместе с ним, — Женя чуть не плакала и говорила все настойчивее и настойчивее, стараясь заглушить сомнения в себе самой.
Дмитрий не ответил, лишь повернул к ней свою белокурую голову. И тогда она взмолилась:
— Скажи, он ведь… он этого не сделал. Он не мог так поступить. Зачем ему уничтожать письмо. Ну, скажи!
— Сексуальная ревность, — ответил Дмитрий, потерявший невинность восемь месяцев назад, на следующий день после стычки с отцом.
Женя попыталась осмыслить слова брата.
— В этом нет никакой логики. Зачем ему арестовывать жену, чтобы потом помогать. Зачем уничтожать письмо, оставленное для других.
Он твердо посмотрел на сестру:
— Ну как ты не понимаешь? Наталья Леонова была… нет, и сейчас красивая женщина. Талантливая актриса. Женщина, полная любви. Ничего этого в нем нет и никогда не будет. Его душа такая же уродливая, как и лицо. В ней может произрасти только ненависть.
Женю поразила страстность брата:
— Но он нас любит, — запротестовала она.
— Тебя, может быть. А меня — ненавидит. И боится…
— Ты все выдумываешь!
— Боится! Знает, что вижу его насквозь и могу заглянуть в черную дыру, которая у него вместо сердца.
Он так увлекся разговором, что, в отличие от Жени, не заметил двух мужчин, проходивших мимо сиделки: седовласого иностранца в безукоризненном костюме и рядом тяжело ступающего калеку.
Женя почувствовала, как взгляды больных сопровождали вошедших.
Дмитрий же заметил их, когда посетители оказались у ног кровати, и сжался, потом распрямился, губы сложились в саркастическую улыбку.
— Мистер Мерритт! Какая честь. Извините, что не могу встать, чтобы вас приветствовать.
Женя поднялась и подошла к мужчинам. Бернард улыбнулся ей, а Дмитрия спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Как всегда, прекрасно. А вы?
— Это он разыгрывает из себя мужчину. Не обращайте внимания, — предупредил Георгий.
Американец перевел взгляд с сына на отца и почувствовал вражду между ними. Сам он ушел из дома от отца, когда ему было примерно столько, сколько сейчас Дмитрию. Юноша в его возрасте может о себе позаботиться. Но сломанная нога — паршивое невезение.
— Что говорят врачи? — спросил он у мальчика.
— Что, когда я пойду, у меня будет неважная походка.
— А они не упоминали о возможности восстановительной хирургии? Может, не сейчас, а позже?
Дмитрий в изнеможении откинулся на подушку. Женя разрывалась между ними: она мечтала, чтобы Бернард помог, но видела, брат хочет остаться один.
— Нет, — твердо ответил он. — Об этом они не упоминали. Мы не на Западе, мистер Мерритт.
— При чем здесь это, — сердито перебил его Георгий. — Запад не больше развит, чем мы. Видите ли, — повернулся он к американцу, — у наших врачей и хирургов есть опыт войны. Они приобрели его на полях сражений под огнем. Наша страна — технологическая держава с хорошо развитой наукой, и советские врачи не уступят никому.
Дмитрий посмотрел на отца, открыл рот, как будто хотел что-то сказать, но промолчал. На его губах играла чуть заметная улыбка.
Дежурная врач подошла к кровати и подняла на посетителей глаза, давая понять, что пора уходить.
— Товарищ врач, — начал Бернард.
— Да? — блондинка холодно смотрела на него. В его безошибочно угаданной иностранной внешности и акценте она разглядела вызов своему авторитету.
— Когда вы кончите работать, я хотел бы поговорить с вами. Об этом мальчике…
— Вы его отец?
— Нет.
— Если отец мальчика захочет поговорить со мной, я буду свободна чуть позже. А сейчас позвольте мне осмотреть больного, — и она взялась за запястье Дмитрия, повернувшись спиной к мужчинам.
Женя вышла вместе с ними из палаты, озадаченная грубостью врача. И Георгий, играющий роль хозяина в своей стране, чувствовал себя неудобно.
— Она выполняет инструкцию, — оправдывался он. — Сотрудники больницы не имеют права разговаривать с посторонними.
Бернард проглотил обиду. Она была не велика, приходилось мириться и с большими.
— Ясно. Вы с ней поговорите?
— Да, — пообещал Георгий. Через несколько минут он с Женей пошел в ординаторскую, а Бернард отправился в палату Дмитрия — он хотел поговорить с мальчиком наедине. Американцу было необходимо знать все о Георгии Сарееве.