Почти все время, когда Женя не была в школе, она проводила с пионерами. В марте они начали строить детский сад. Вместе с комсомольцами месили бетон, заливали в формы, а когда бетон застывал, укладывали блоки на место. Работа изматывала, требовала полной отдачи сил, а Женя старалась больше других.
Дмитрий отдавал больше сил учебе, хотя и он часто уходил из дома. Женя не спрашивала его, куда, а брат не рассказывал.
Катя беспокоилась за детей и хлопотала над ними, как будто они сами были не способны ничего делать. Это раздражало и брата, и сестру, и они часто грубили тете, но Катя их прощала или не замечала резкостей. Она чувствовала, что ее долг перед Богом заменить им мать. Ее собственные дети, два мальчика, умерли от голода в блокаду, а мужа убили из-за буханки хлеба, которую он под мышкой нес, возвращаясь домой. Кате представлялось, что Бог восстановил справедливость, дав ей мужчину и двоих детей, за которыми она могла ухаживать.
Георгий не обращал внимания ни на нее, ни на детей. Шесть недель он жил в море спиртного, падая с гребней возбуждения в провалы умиротворения и надеясь, что это его захлестнет, но постепенно, еще туманно, начал вспоминать, что он все же был отцом.
Он тепло разговаривал с Женей, когда они встречались, спрашивал, что ее заботит. Большей частью она рассказывала ему о своей пионерской работе и о том, что происходит в школе.
Атмосфера в доме изменилась. Дмитрий был таким же отчужденным, Катя заботливой, но Женя больше не боялась отца. Не напрягалась в его присутствии и чувствовала, как к нему возвращается его прежняя теплота. Он больше не бесновался по ночам и ограничил утреннюю дозу водки одной или двумя стопками. Ровно через два месяца после бегства матери, ветреным вечером 27 марта, Женя, после школы и нескольких часов напряженной работы на стройке в детском саду, возвращалась домой. Замешивая бетон и таская блоки, она вспотела, но на обратном пути пот застыл под одеждой, и она замерзла. Завидев дом, она побежала, уже ощущая на губах привкус горячего чая. Но когда Женя открыла дверь, тетя Катя не бросилась ей навстречу, не погладила заботливо по пропыленным волосам, не поправила растерзанную одежду.
Недоумевая, Женя отправилась ее искать и нашла на кухне. Тетя Катя чистила серебро, принадлежавшее Наташиной маме, — элегантные столовые приборы, изготовленные в Англии. Женя уставилась на нее:
— Она возвращается? Ты чистишь к ее приезду?
Тетя Катя отложила тряпочку.
— Нет, козочка, нет. Сегодня твоя мать домой не вернется, — и она вздохнула.
Женя отвернулась, но любопытство не позволило ей уйти. Когда она снова посмотрела на тетю Катю, та чистила большезубую сервировочную вилку, а ее лицо покрылось красными пятнами, что всегда свидетельствовало о том, что у нее есть новость или слух, которым ей не терпится поделиться. Как будто ее распирало изнутри и кожа еле сдерживала то, что так стремилось вырваться на волю.
— У нас к обеду будет важный гость.
— Гость?
— Именно. Вечером очень важный человек будет ужинать с твоим бедным отцом.
— С отцом? — недоуменно повторила Женя. Большинство людей, которые приходили в их дом, были знакомыми матери. С отцом встречались в основном официальные лица — члены делегаций из Чехословакии, Польши и, до прошлогоднего восстания, из Венгрии. Ничего особенного: тусклые инженеры и скучные чиновники. А в последние два месяца в доме вообще никто не появлялся.
— Кто это? — спросила Женя.
— Догадайся.
— Откуда мне знать, — девочка пожала плечами.
Но тетя Катя слишком любила такую игру, чтобы остановится на этом:
— Угадай хотя бы откуда.
— Из Африки, — слова вырвались у Жени сами собой.
Катя довольно рассмеялась:
— Не из Африки, козочка. Из Америки.
— Не может быть!
— А вот и правда. Из самой Америки! — В возбуждении тетя Катя не забыла приготовить чаю и поставила перед Женей стакан.
— Капиталист или из рабочих?
— Богатый капиталист, не рабочий, — ответила тетя Катя. Обе они знали, что в Америке живут лишь две категории граждан. — Помой волосы, чтобы они заблестели.
Женя несколько раз подула на чай, но так и не пригубила и, сорвавшись с места, побежала в кабинет к отцу. Но его там не оказалось, и она заглянула в спальню.
Георгий сидел перед туалетным столиком. В одной руке он держал щетку для волос из кабаньей щетины, а в другой — зеркальце, в которое изучал лицо. Никогда раньше Женя не видела, чтобы отец смотрелся в зеркало.