Он улыбнулся дочери. На его лице улыбка выглядела гримасой, но Женя улыбнулась в ответ. Отец надел парадный мундир, расчесал волосы и держался очень прямо. Со спины его можно было принять за привлекательного человека.
— Женя, у нас сюрприз!
— Я знаю. Американец. Тетя Катя мне сказала. Это правда?
Георгий кивнул:
— Надень свое лучшее платье. Сегодня вечером ты встретишься с большим другом нашей страны. Бернардом Мерриттом.
— А кто он?
— А ты никогда не слышала имени Бернарда Мерритта? Нет? Он — американский промышленник, но, несмотря на это, друг Советского Союза.
В отце так и сквозила важность, во всем: в движениях, в осанке, в речи, которая вдруг стала более звучной.
— А почему американец приходит сюда? — спросила Женя.
— Повидаться со мной.
— Он что, твой друг? — во всем этом была какая-то будоражащая тайна.
Георгий поднес обрубок пальца к губам:
— У нас с ним дело.
— Дело..? — машинально повторила Женя, рассчитывая, что отец объяснит, и размышляя, чем же занимается отец?
— Конечно, крошка. Для капиталиста дело прежде всего.
— Даже важнее дружбы?
Георгий расправил грудь и развел плечи. «Воображает себя генералом», — подумала Женя, ожидая ответа.
— Беги, одевайся, — проговорил он. — Тетя Катя тебя позовет, когда настанет время спускаться.
Женя наполнила ванну и долгие минуты лежала в успокоительном тепле, потом вспомнила о стакане чая. Слишком поздно, но можно обойтись и без чая. Она сползла еще глубже, и волосы разметались по воде.
Потом намылила волосы, тщательно промыла, старательно вымылась вся — даже между пальцев ног. Выбравшись из ванны, быстрыми движениями полотенца вытерлась и взяла другое, чтобы высушить волосы. В миниатюрной коробочке нашла оставленный матерью тальк — хитроумную иностранную пудру — и посыпала себе под мышками, на груди, на внутренней стороне бедер. Ощутив в ноздрях легкий аромат, Женя на секунду почувствовала себя виноватой: когда она приподнималась с кровати, чтобы перед сном поцеловать мать, она вдыхала этот аромат — такой таинственный, взрослый и очаровывающий, и вместе с тем грустный, потому что, поцеловав дочь, мама уходила, и растворялся и ее аромат, не оставив в комнате и следа.
На своем теле Женя через минуту его уже не ощущала. Может быть, мать пользовалась чем-то еще, кроме талька, или, быть может, это был аромат самой матери, исходивший из глубины пор на ее такой красивой коже. Другие женщины так не пахли.
Есть ли у каждой женщины свой запах? Откуда он берется? Развивается вместе с телом? Если так, думала Женя, то пройдет немало времени, прежде чем она тоже начнет приятно пахнуть. Сейчас ее тело больше походило на доску, чем на женщину: груди такие же плоские, как у Дмитрия, на талию ни намека, никаких волос на теле. А у Веры Ивановой из их дружины были уже и груди и волосы. А у Мариши Александровой — девочки намного ниже Жени — больше года уже были месячные. Евгения не могла взять в толк, почему ей никак не удается превратиться в женщину; другим девочкам это не составляло труда, хотя их матери казались вовсе не такими красивыми.
А теперь, раз ее мама ушла, удастся ли ей вообще когда-нибудь стать женщиной?
Даже нарядное платье не смогло сделать ее более женственной. «Выглядит глупо, — решила она, — как будто я нарядилась кем-то другим». Когда-то платье принадлежало матери, а тетя Катя укоротила его и перешила для нее.
Несмотря на Катины восторги, Женя нервничала, спускаясь по лестнице. Ей предстояло познакомиться с важным человеком, и она хотела бы, чтобы Дмитрий был рядом, а не уже внизу, как сообщила ей тетушка.
Она вошла в гостиную, и навстречу ей поднялся седоватый человек:
— Ты, должно быть, Женя. Какая красивая девочка! — широко улыбнулся он.
Он подошел к ней и взял за руку. Глаза у него оказались небесно-голубыми, как стеклянные шарики, лицо загорелым, белоснежный воротник рубашки так плотно прилегал к шее, что казался отлитым в форме. До сих пор она видела на мужчинах свободные воротники, обычно расстегнутые нараспашку.
На американце был мягкий иссиня-серый костюм. Женя и не представляла, что костюмы могут быть какими-то еще, а не темными. Кожа на руках гладкая, ногти ухоженные — с белыми каемками на кончиках и с полукружием у основания.
— Замечательные теплые глаза, — проговорил он.