— Ты здесь, Максим?
— Конечно. В чем дело? Тебе не нравится бритва?
— Максим… Что сделали с моей комнатой?
— Ты о чем?
— Я уверен, тут что-то не так… Раньше розетка находилась справа и была разбита.
Послышалось развязное, насмешливое хихиканье Максима, столько раз выводившее из себя его брата.
— Так ты из-за этого всполошился? Бедный старик, не много же тебе надо… Стало быть, ты не знал, что твою туалетную комнату отремонтировали?
— Отремонтировали?.. Это когда же?
— Да… на Пасху.
— И кто же принял такое решение? Кристиана?
— Черт побери! А кто же еще? Здесь работали рабочие, восстанавливали стену парка. Вот и представился подходящий случай! Агостини предложил отремонтировать заодно и дом. Да ты сам указал ему, что надо чинить, и в частности кровельное покрытие, разве не помнишь?
— Все равно!.. Вам следовало поставить меня в известность.
— Возможно… Только, согласись, у нас были другие заботы. Особенно у Кристианы. Агостини отремонтировал всю виллу, проверил электропроводку.
— Он и сад переворошил?
— Это не он. А отряды по разминированию. Во всяком случае, успокойся, его не слишком испортили.
— А парк?
— Вот парк — да. Ему здорово досталось. Дот взорвали, деревья срубили. Местами он стал похож на поле боя.
Налив в стакан воды из крана, Максим запил несколько таблеток.
— Кристиана, верно, воспользовалась этим, — прошептал Эрмантье. — Ей ведь так хотелось все переделать! Она считала, что я приобрел заурядную виллу.
— Что ты вообразил! Агостини заново сделал только крышу. А остальное просто подремонтировал… Взять, к примеру, комнату для гостей. Согласись, она в этом нуждалась… Впрочем, Кристиана объяснит тебе все гораздо лучше меня.
— Только телефон не удосужились починить, — проворчал Эрмантье. — Боялись, что я буду висеть на нем — из-за завода…
Снова рассмеявшись, Максим закашлялся, пустил в стакан воду из крана.
— В спине колет… Чертовски неприятно… Чего ты себе напридумывал, шутник? «Что сделали с моей комнатой?» Если бы ты себя слышал! Что за тон, черт побери!
— Ладно, — пробормотал Эрмантье. — Тебя бы на мое место!
Он снова включил бритву, провел ею по щеке и остался доволен своей кожей — мягкой, гладкой, свежей.
— Я отлично понимаю, что стал невыносим. То мне кажется, что сам я изменился, а то начинает казаться, будто вещи стали не те. С тех пор как я перестал видеть… Не знаю, как объяснить это… Но все идет так, будто бы тело мое подменили и будто бы я к тому же попал совсем в иной мир, чужой и опасный.
— Тебе следовало бы пользоваться тростью, — заметил Максим. — Легче было бы нащупывать дорогу.
— Нет, ты не понимаешь. Речь не об этом. Например, вчера вечером в саду… я почувствовал сильный запах сосны.
— И ты тоже?
— Как? Уж не хочешь ли ты сказать…
— Я просто хочу сказать, что вчера вечером я ощутил сильный запах смолы. Вот и все. Я прогуливался вдоль дюн. На километры вокруг нет ни единой сосны. А между тем можно было поклясться, что шагаешь под соснами. Мне кажется, это вызвано жарой и грозой.
— Максим! Поклянись, что ты говоришь это не для того, чтобы только успокоить меня!
— Честное слово, нет! Впрочем, я никак не могу понять, почему этот запах так встревожил тебя. Брось, старик, встряхнись… Подожди, ты не то делаешь.
Максим осторожно взял бритву и провел ею по щекам брата, затем вокруг рта и возле носа. Это легкое прикосновение лучше всяких слов выражало то понимание и те дружеские чувства, силу которых так остро ощущал Эрмантье. Он не противился, покорно поворачивал голову, вытягивал подбородок, с трудом удерживая дрожь, когда длинные пальцы Максима касались его кожи.
— Потрясающе! — прошептал Максим. — Одолжи мне эту штуковину, я хочу попробовать на себе… Ты никогда не был так чисто выбрит… Теперь немного пудры, и все.
— Спасибо, — сказал Эрмантье. — А сейчас, пожалуй, я могу признаться тебе… Вчера вечером я был страшно зол на тебя…
— Ба! Ведь не в первый же раз… Наклонись, я слегка побрызгаю тебя одеколоном. Ты запустил себя! Причесываешься кое-как. Ну и вид у тебя… Сядь, а то я совсем закружился.
Максим нажал на пульверизатор и быстро причесал брата.
— Правда, что Марселина — твоя любовница? — спросил Эрмантье.
Максим присвистнул.
— Какой ты любопытный! Конечно, она моя любовница. А чем я виноват, если все они так и липнут ко мне?
Он рассмеялся, ничуть не рассердившись, ибо никогда и ни к чему не относился всерьез.