Все дружно повернулись к кюру, и поражённо раскрыли рты. Зверь взял с плиты под котлом пылающую головню и забросил её в кипящее масло. В тот же миг из котла вверх рванулся столб пламени. Мужчины рефлекторно отшатнулись. Затем монстр, с невероятным напряжением, медленно поднал пылающий котёл над головой.
- Осторожно! – испуганно закричал мужчина. – Он сейчас опрокинет его!
- Назад!
И в этот момент монстр отбросил котёл от себя в сторону людей. Те, что было сил, рванули прочь. Успели не все. Двоим не повезло, котёл прилетел прямо к ним. В мгновение ока, казалось, как будто вспыхнул сам воздух.
- Перегруппироваться! - орал не потерявший присутствия духа офицер. -Стройся!
Между тем, Кюр даже не попытался убежать, хотя, как мне кажется, у него была возможность пробиться, по крайней мере, из ямы, и получить свободу манёвра. Вместо этого он поднял с песка шесть, всё ещё горящих, рассеянных с плиты поленьев, и воткнул их вертикально, наподобие факелов, вокруг себя. Потом он встал внутри этого кольца, диаметром приблизительно двадцать футов, и замер. Интересно, подумал я, устанавливались ли такие кольца на стальных мирах. Я задавался вопросом, стоял ли он когда-либо прежде внутри такого кольца. Число шесть – очень значимо для кюров. Скорее всего, это имеет отношение к щупальцеподобным, многосуставчатым, шестипалым лапам куров. Это число, лежит в основе всей их общественной структуры и государственных подразделений, отсчёта времени и хронологии. Неудивительно, что в основу их математики положена двенадцатеричная система счисления.
Я не мог понять смысла этого кольца, но понял, что оно было важно для кюра. Он отослал слинов назад, в их логово, и предпочёл встать против людей в одиночку. Похоже, этот джентльмен не желал ничьей помощи, ни их, ни моей.
Внезапно монстр начал прыгать и крутиться в кольце факелов. Подобно ярмарочному акробату он, то делал одно сальто назад за другим, то сгибался и разгибался, падал на четвереньки, произнося при этом какую-то тарабарщину. Подозреваю, что мужчинам могло прийти в голову, что он сошёл с ума. Однако мне было заметно, что выполняя эти упражнения, у него проявлялись признаки удовольствия. Потом, так же внезапно, как он пришёл в движение, кюр замер, стоя вертикально и глядя в мою сторону. Я не сомневался, что его ночное зрение позволяло рассмотреть меня в деталях. Его губы изогнулись, обнажая огромные белые клыки. Я улыбнулся. Происходящее, хотя и внушало благоговейный страх на самом деле, было аналогом человеческой улыбки. Она несколько отличается, от той гримасы, когда он скалит клыки, угрожая противнику. Кроме того уши его не были прижаты к голове, что являлось бы почти неизменным признаком готовности кюра к нападению.
- Прощай, - тихо прошептал я ему, и увидел, как улыбка монстра стала ещё шире.
Я внезапно понял, что он услышал меня, хотя люди, стоявшие между нами, не смогли.
- Приготовиться, - скомандовал офицер. – Всем быть в готовности.
Я видел, как наконечники копий опустились в положение атаки. Теперь монстр был окружён не только факелами, но и сталью.
Он рыкнул на солдат, и их строй заколебался. Потом кюр запрокинул свою огромную косматую голову и провыл свой вызов трём гореанским лунам, угрожавшим ему людям, вселенной, звездам и всему миру. Мужчины вздрогнули, но не сломали свой круг. Я не мог не восхищаться ими. Они были хорошими солдатами. Наконец, зверь вновь обратил своё внимание на людей. Мне показалось, что до меня долетело низкое, еле различимое рычание. Я видел, что губы снова обнажили клыки, но это уже была отнюдь не улыбка. На мгновение, когда его голова повернулась в мою стороны, я увидел его глаза, сверкнувшие подобно расплавленному металлу в отражённом свете одного из факелов. Уши были прижаты к голове.
Внезапно, по команде офицера, гвардейцы сорвались с места. Монстр, был атакован копьями, размахивая руками, некоторые он сломал, часть отбил, но прядка дюжины застряло в его теле. С моего места было хорошо видно, как он стоял, дрался, ярился окружённый солдатами. Несколько человек изломанными куклами отлетели в стороны. Но постепенно его движения ослабли, он повалился и исчез, закрытый от меня фигурами солдат. А те подобно насекомым роились вокруг него, коля копьями, а некоторые опуская вниз мечи.
- Мы убили его! – радостно закричал один из мужчин.
- Он мёртв! - крикнул ещё один.
- Он мёртв! – поддержал его другой.
Была ли в такой смерти большая слава, спрашивал я себя. «Я чувствую запах славы. Этот запах, даже более возбуждает меня, чем запах мяса», -сказал он мне несколько енов назад. Это не казалось мне подходящим местом для славы, песок на дне ямы травли, в неровном свете лун и факелов, в стране, столь далекой от его собственной. И никто, никогда не поставит памятника этому монстру. Никто не сочинит в его честь хвалебных од. Его никогда не почтят среди его народа. Его никто не вспомнит, и не споёт о нём в песнях, если, конечно, они у них есть. Его слава, если она у него была, была только его собственным, возможно блестящим моментом, о котором знал и понимал его только он один. Этот момент был его собственным оправданием, и ему не требовалось ни какого другого. Это момент был достаточен для него самого.