— Покашляй, покашляй, — спокойно сказал Кузьма, глядя сверху вниз.
Он отвернулся и так же спокойно, не торопясь, пошел в дом. Решил, что если парень побежит за ним, то придется убить его: один удар ножом в сердце. Однако Максим поднялся, глянул на деда, тот покачал головой, и тогда парень побрел к машине.
Потом Кузьма с Петровичем пили кофе вдвоем в тишине. Полина не вышла, несмотря на уговоры.
— Поплачет и успокоится, — беспечно отмахнулся Кузьма. — Что я, не знаю, что ли? Это сейчас обидно, а через месяц забудет как звали. Понимаешь, дед, я насмотрелся, наслушался, хватит с меня. Я только для этого и приехал. Сделать одну вещь нормально — воспитание. И вообще. Ты вот смотришь, а сам скажи — если бы Гальку стал домогаться такой вот типчик, ты бы чего? Сидел на печке и в носу ковырял, а?.. Чего молчишь? Если бы трахал дочку твою?..
— Угомонись ты! Перестань про это говорить, — разозлился дед. — Я, по-твоему, слепой? Я следил, чтобы все нормально у них было. Да и Полина не такая, спасибо матери ее скажи.
— Ладно, верю. А, то есть мне спасибо не надо?
— А где ты был? — искренне удивился Петрович. — В самые трудные годы свалил. Нет уж, папаша, извини, но пока тут заслуги твоей мало.
— Ничего, подрастет, выдам замуж. Держать не буду. Но я и правда хотел, чтобы как лучше. Веришь мне, Борька?
Он потрепал пса за ухом, и тот радостно гавкнул.
— Уберешь ты его из дома наконец?
— Да, пора бы и сторожить начинать, Борь. Порадовались мы с тобой встрече. И ладно.
Кузьма вышел во двор и определил Борьку в потемневшую от времени конуру.
— Срублю тебе новую, — пообещал он и занялся этим в тот же день, как немного отоспался.
Пару дней у Кузьмы заняло сооружение нового дома для пса. Это уже была не вполне конура: высотой в пол-этажа, просторная, с двумя большими окнами, она смотрелась как маленькая веранда; внутрь он навалил свежей соломы, тщательно заткнул все щели ватой и проконопатил крышу. Потом взялся за крышу основного дома и неделю возился с ней. Попутно соорудил себе гамак в саду, а возле — небольшой кофейный столик. Подле ложился Борька, и Кузьма рассказывал ему анекдоты и нестрашные истории про свои военные приключения, после чего сладко засыпал на свежем воздухе.
Все это время Полина не разговаривала с отцом, и он легко оставил попытки с ней подружиться. Раз, другой принес подарки: платье, конфеты, которые она любила в детстве, — но ничего не помогло. Тогда Кузьма подумал, что время еще есть, ведь чувствовал себя он прекрасно, никаких признаков скорой смерти. Значит, и с дочерью успеет наладиться.
Через неделю-другую ветерану наскучили строительные заботы. Он было взялся за сооружение новой бани, более приличного забора, планировал заняться и внутренним убранством дома, половина которого пустовала (когда-то они сдавали одну-две комнаты туристам, но дед заявил, что больше не хочет ни за кем прибираться), но уже к концу второй недели странное чувство посетило его. Это была не лень, но ощущение незначительности всего происходящего. Единственное по-настоящему важное дело осталось позади, и Кузьма не знал, к чему себя приладить.
Глава четвертая
Однажды, отправившись с Борькой на прогулку вдоль берега, он наткнулся на мужчину, который с первого взгляда показался знакомым. Кузьма присмотрелся, но, хоть и имел хорошую память на лица, не смог его вспомнить. Борька тоже заинтересовался незнакомцем и весело побежал его обнюхивать. Мужичок был маленький, с по-мальчишечьи узкими плечами, однако было заметно, что мускулатура у него хорошо развита и, несмотря на обросшее, потертое лицо, выглядел он нестарым и еще крепким.
— Ох ты ж старый пердунишка, — сказал Кузьма, оттаскивая пса, — уже бы тебе на покой пора, а ты все скачешь как лось.
— Добрый пес, — заметил мужичок.
— Да уж. Хороший, главное, верный.
— Это точно. Верность — главное, — признал незнакомец и повернулся к морю. Оно билось об острые камни, но сильно не доставало до того валуна, на котором он восседал.
— Смотри не засидись — смоет вечером, — посоветовал Кузьма.
— Да, я знаю.
— Знаешь? А сам откуда? Что-то я не видал тебя раньше.
— С Джанхота.
— Ого, — Кузьма уважительно присвистнул. — Далече. Куришь? Однако забрался ты.
Закурили.
— Не думал. Сел и поехал, — сказал мужичок.
— На чем?
— Да вон, — он, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону, и Кузьма увидел под кустами велосипед.