— A-а. Серьезно. Сорок кэмэ промотал?
Незнакомец усмехнулся и повернулся к Кузьме, чтобы осмотреть его с головы до ног.
— С какого батальона? — спросил он, превращая усмешку в улыбку.
— «Смерч», а сам?
— В одесской милиции работал. С добровольцами оказался, когда началось. Не приписанный ни к кому.
— А что в Джанхоте забыл? — удивился Кузьма.
— Сам как думаешь? — снова отвернувшись к морю, отозвался мужичок. — Ранили. Теперь голова всегда болит. Списан по негодности, уехал к сестре… она там, с мужем.
— Понятно. Кузьма.
— Павел.
Они пожали друг другу руки. Снова говорило лишь море, мужчины некоторое время нащупывали тему.
— А ты чего со «Смерча» уехал? Твои там вроде были в почете.
— У кого?
— У всех. Народ особо не грабили, воевали, вокзал брали… Слышал, у вас такой командир был, что всех в узде держал, даже когда другие беспределили.
— Был-был. Царствие ему небесное. Пока не сплыл, — Кузьма сплюнул. Он не хотел вспоминать. — Всех этот чертов вокзал забрал. — Кузьма выбросил одну сигарету и тут же закурил следующую. — Почти всех, — добавил он.
— Да, мясорубка там была.
— А то. Мы первые пришли. Но взяли же. Не с первого раза, но взяли. А потом удержали…
— Сколько вас вышло?
— Мало.
Кузьма открыл было рот, чтобы сказать еще, но толпа людей, погибших в упорных боях, то утихавших, то разгоравшихся, встала перед его глазами, и он подавился черным комком обиды.
— Думаешь об этом?
— Нет.
— Не о них. О том, почему сам не…
— Может, и думаю, не знаю.
— Все думают, — уверенно сказал Павел. Помолчав, добавил: — Хороший пес. У нас тоже был в участке пес. Меня больше всех любил. Жаль, не смог забрать с собой.
— А что с ним?
— Да хрен его знает. Писем не пишет.
Теперь Кузьма понял: мужичок показался ему знакомым, потому что у всех прошедших эту войну был общий отпечаток стыда, разочарования и гнева. Особенно гнева — на огромный безмолвный народ, который они пошли защищать на передовую.
— Выпьем? — предложил Кузьма.
— Пошли, — согласился Павел.
Они отправились в дом Кузьмы, закрылись в одной из комнат, которая уже несколько лет была никому не нужна, и принялись пить и разговаривать. Так пролетело дня три. Петрович иногда стучал и проверял, живы ли, но всякий раз находил хозяина и гостя угрюмыми, раздраженными и напряженно продолжающими напиваться. Либо спящими.
На четвертый день Павел вдруг встал и уехал в свой поселок. Но уже в конце недели он вернулся не один, а еще с двумя ветеранами — ополченцем и русским молодым парнем. Провели они на войне почти одинаковое время: Кузьма и Павел — по четыре года, Егор и Никита — по три с половиной. Когда еще через несколько дней к ним присоединился пятый, хозяин сказал, что комната тесновата для такой большой компании и что он беспокоится за дочь, и поэтому всей толпой они отправились искать новое место и, как ни странно, быстро нашли. Оказалось, пункт сбора рыбаков, к северу от Края, забросили, пока шла война. Пятеро ветеранов быстро обжили ветхий бревенчатый домик.
Они стали собираться несколько раз в неделю, редко сговариваясь о времени. Обычно первым появлялся Кузьма, поскольку жил ближе всех. Он мог прийти сразу после обеда и, посадив Борьку сторожить, усесться за огромным обеденным столом в ожидании остальных. Следом приезжал на дребезжащем велосипеде бывший милиционер Павел, а за ним остальные. Часам к семи все бывали в сборе.
У посиделок не было темы или повода. Мужчины не пытались себя развлечь. Иногда могли просто сидеть и ждать, пока стемнеет. Потом, когда ложилась тьма, им волей-неволей приходилось начать общаться, чтобы, по крайней мере, зажечь керосинку. Но когда скупой свет падал на лица, молчание возвращалось. Иногда Егор приносил гитару и бренчал, иногда Павел являлся с нардами и играл с кем-нибудь. Но все это было лишь способом чуть отвлечься от любимого совместного безмолвия.
— Я представлял приезд с войны сюда не так, — признался однажды Павел, когда в очередной раз стемнело и только лампа грела их лица. Все посмотрели на него с удивлением, хотя каждый думал примерно о том же.
— Я тоже! — воскликнул Егор.
— И я, — сказал Никита.
— И я, — подхватил пятый, которого звали Петр.
— А ты, Кузьма?
— Ничего. А что?
— Мне казалось, — начал медленно Павел, — что это будет похоже на то, как возвращались деды с Великой Отечественной. Вроде как с той же заразой дрались и пришли победителями.