— Это ведь жертвы, которые не нужны Богу, — сказала Ксюша как-то слишком уверенно. Когда это она успела у него спросить? — Богу ведь нужно изменённое сердце.
— Богу — сердце, священникам — деньги.
— Можно целый год в храм ходить и ни рубля не потратить.
— Да не.
— Да-да. Спорим?
— Давай, — говорю. — На что?
— На сэкономленные.
— Нужна конкретная сумма, давай — косарь.
Мы пожали руки, менеджер по книгам разбил.
— Нужно сделать фотографию, — хмыкнула я, — первый поход в храм и через год. Как в полицейских хрониках, когда сел на героин, только наоборот.
— Хорошая идея.
— Я даже знаю как…
Так я заполучила своё фото в образе цыплёнка.
Когда мы возвращаемся по коридору из кладовой, Ксюша саркастично поучает:
— Сидите в своих фейсбуках и ничего не знаете.
— Например?
— Что есть не какое-то лохматое суеверие, а живая вера.
Интересный человек Ксюша: говорит обидные вещи, а не обидно.
— У меня нет «Фейсбука», — говорю я.
— А у меня есть.
Примерно через полчаса рабочий день закончился. Отлично. Хватит на сегодня православия, пора идти тусить. Я собралась уходить, вынула «вилку питающего электрошнура из розетки» и в коридоре столкнулась с коммерческим директором из главного офиса. Он пригласил меня в кабинет на разговор. Присаживаюсь. Сначала спрашивает, как идёт работа. Рассказываю, немного говорю, что́ мы с Марией запланировали.
— Видите ли, — прерывает он, — Мария не сможет работать, ей нужен отпуск по уходу за ребёнком.
Окей. Что ж.
— Нам придётся перенести отдел маркетинга в офис в Мытищах, — с улыбкой говорит он. — Вы как? Сможете ездить в Мытищи?
— Мне нужно время подумать. — Я чуть посидела, потом встала и направилась к двери; он кивнул.
— Конечно. Если что, — он посмотрел на часы в мониторе, — я здесь ещё двадцать минут. Всё это неожиданно и для нас, и для вас. Вы ещё на стажировке, а уже такие перемены. Мы поймём, если вы откажетесь. Естественно, стажировка будет оплачена. Но, честно, не хотелось бы с вами расставаться.
Я вышла и поднялась на второй этаж в кабинет Марии — там осталось моё пальто. Задумалась, глядя в окно через решётку. Солнце светит, птица поёт. Все при деле.
Поехать в святая святых православного производства и своими глазами увидеть, как всё устроено? Или не поехать и пойти работать эсэмэмщик на телеканал, куда меня пригласили два дня назад? Однако роман о телевидении уже написан Артуром Хейли, а роман о православном маркетологе — ещё нет. Но фиг меня потом позовут на телевидение — завтра этой вакансии уже не будет.
В дверь постучали, зашла Ксюша.
— Ну что, ловец человеков, много ты сегодня наловила?
— Кого-то поймала. Немного. Человек, может, сто.
— Так и спастись недолго.
Я не смогла оценить глубины её иронии, но улыбнулась.
— Уже выходила на крышу? — спросила она.
— Нет. Как это сделать?
— Очень просто.
Она простучала на каблуках ко мне, приподняла плечом старую раму и распахнула окно. Решётка откатилась наружу сама. Ксюша сняла обувь и аккуратно вылезла. Я посмотрела: крыша почти плоская, да и невысоко — второй этаж. Грохнусь — зайду обратно через дверь. Вылезла за ней. Красота, благодать, солнце греет. Какой же сегодня охеренный день. Закурить?
— Какой сегодня отличный день, — говорю, глядя вокруг. Ксюша соглашается.
Кто его знает, какие там работники в Мытищах? Это здесь они при храме, все такие хорошие, не растерявшие благодать. Может, оно и к лучшему — для паблика. Ладно, чего я боюсь? Я ж писатель. Мы отбитые люди. Лезем во все истории. Арабский квартал? Надо прогуляться. Нелегальные бои роботов в Москве? Иду. Заброшенная психиатрическая больница в центре Питера? Я уже на третьем этаже, бегом сюда, смотри, что я нашла! Настоящий писатель, когда его ждут серьёзные проблемы, не думает, как их решить, он думает: «Как всё это описать?»
А меня явно ждёт нечто новое. Возможно, это сильно изменит меня. Князь Владимир говорил: «Я был зверь, стал человек». Эк его переключило. Вполне вероятно, что изменения необратимы. Но когда это я чего-то боялась, кроме пауков?
— Это тоже относится к храму? — спрашиваю я и показываю на участок с деревянным домом, огороженный забором, у которого закудахтали куры.
— Не. Там человек живёт.
— Прям живёт?
— Да. Это его дом. У него и купить пытались, и пару раз поджигали. А он всё равно тут живёт.
Я смотрю на этот серый домик. Через реку — Красная площадь. Вокруг — отели, рестораны, бутики. И этот человек, который не хочет оставлять свой дом. Какие деньги ему предлагали? Страшно подумать.